на него обе ноги. Томился он без жены и оба раза приползал обратно, скуля, как нашкодивший щенок, и униженно прося прощения.
Жена его измены и походы туда-сюда, конечно, не одобряла, но решительных действий не предпринимала. Боялась, видно, что останется совсем одна. А как жить одной бабе под полтинник? Дети взрослые, того и гляди внуки пойдут. Нет, не найти ей другого мужика.
Родионов знал, как отчаянно его жена боится одиночества. Этот страх заставлял ее терпеть и прощать любые выходки мужа. Пусть шляется, все мужики – кобели подзаборные, лишь бы совсем не бросил.
Помимо неизбывного кобелизма Серега никакими недостатками не страдал и для семейной жизни вполне подходил. Пил действительно редко и только по поводу. Руки не распускал. Деньги в дом отдавал до копеечки. Да и зарабатывал немало.
Работа у Родионова называлась смешно: «муж на час». Иногда в порыве гнева жена утверждала, что при его любвеобильности он вполне оправдывает это название. Но Родионов лишь отмахивался от дуры-бабы. На самом деле занимался он вполне пристойным делом: вешал люстры и карнизы, чинил сантехнику, подключал стиральные и посудомоечные машины. Руки у него были золотые. Родионовская жена по хозяйству с ним горя не знала, да и зарабатывал он этими руками вполне достаточно. Если не лениться и браться за любую работу, то и без высшего образования можно себе и на телевизор новый заработать, и на Турцию с Египтом.
В Турцию Родионов пять лет назад летал со своей любовницей. А в Египет в прошлом году уже с женой. С кем ему больше понравилось отдыхать, он так и не понял, потому что из всех прелестей отдыха выбирал сначала бар на пляже, потом бар у бассейна, а потом бар в лобби. Олл инклюзив же. За все заплачено.
В общем, жизнью своей Серега был вполне доволен. Благодаря физическому труду в свои сорок восемь выглядел он значительно моложе. Был высок, достаточно подтянут, сумел сохранить шевелюру практически не поредевшей, а лицо – открытым и мужественным.
Был он, конечно, не так красив, как его сосед, политическая шишка Егор Фомин, но тоже вполне себе ничего. Фоминская дочка, когда маленькая была, их со спины даже один раз перепутала. Играла с подружками во дворе, увидела подходящего к подъезду Серегу и напрыгнула на него сзади, повисла на плечах с громким воплем: «Папа». Метров десять на нем ехала, пока не увидела выходящего из машины Фомина. Девчонку с Сереги тогда как ветром сдуло. И ржали они с Егором потом долго, несколько лет ржали над этой историей. Егор-то мужик хороший. Простой, хоть и шишка. А что, шишки – они, почитай, тоже люди.
– Кончай гундеть, – решительно сказал Родионов жене, отгоняя неожиданные воспоминания. Поди ж ты, сколько лет прошло, а вспомнилось! Отодвинув жену в сторону, он открыл холодильник, достал банку с солеными огурцами и, сорвав крышку, припал губами к живительному рассолу, холодной струйкой потекшему в измученное
