её дальнейшая участь. Она даже пыталась обратиться в распределительную комиссию, но ей было отказано, ввиду отсутствия веских оснований.
Единственное, что оставалось Арде – тихий бунт. Она коротко остригла волосы, хотя по традиции магички носили красивые причёски с дорогими гребнями. Пользуясь послаблениями в правилах для старших классов, пироматнтка перестала одевать нарядные платья, а иногда – к ужасу других учениц – вообще ходила по Академии в единственных штанах, допустимых для женщин – для верховой езды. Вот только лошади рядом не наблюдалось…
Мадам Лизетта недовольно поджимала губы, Неста презрительно кривилась, коменданты неодобрительно косились вслед, но всё было бестолку. Ну в самом деле, не отчислят же её на последнем году обучения!
Стелла только тихонько вздыхала. Сама она всегда выглядела безукоризненно и до унылого подобающе, но подругу не осуждала. Лишь изредка пытаясь вразумить – впрочем, без особого успеха.
За годы обучения они стали неразлучны, будто родные сёстры. Поэтому, в отличие от большинства учениц и учеников Академии, не слишком-то радовались накануне выпускного.
Стеллу распределили в столицу, в лекарскую Цитадель. А Арду – на самый край страны, в имение у северной границы, где магия огня была редкостью, зато вооружённые конфликты с соседями и разбойниками случались почти ежедневно.
Они долго сидели, обнявшись. Арда наслаждалась прохладой рук подруги. Хоть она уже и научилась контролировать огонь внутри себя, только со Стеллой она чувствовала себя человеком, а не факелом. А Стелла прислушивалась к вечно учащённому сердцебиению пиромантки, понимая, как будет скучать без неистовой соседки.
А потом Арда сидела одна в саду. Несмотря на то, что стояла весна и недавно прошли дожди, пышная трава и в этом году так и не смогла пробраться за пределы черного круга.
Арда положила руки на намертво въевшийся в землю пепел и прошептала заклинание роста, озаряя тьму всполохами магии. А затем встала и ушла, даже не отряхнув ладони. И не заметила ни внимательного взгляда притаившегося за углом коменданта, ни того, как в самом центре круга проклюнулся маленький росток сирени.
***
Будь Нейт в сознании, он бы, наверное, совсем не удивился тому, что его хозяин открестился от него, едва начались расспросы от обнаруживших избитого помощника пекаря стражников. Не удивился бы и тому, что его обвинили в попытке обворовать мастера Базилико. Может, даже был бы благодарен за то, что начальник стражи решил, что мальчишка уже достаточно наказан, и нет смысла тащить его в тюрьму.
Вот только ему было всё равно. Он балансировал на грани между забытьём и явью, но волны боли каждый раз утаскивали его обратно в темноту. Наверное, он бы так и умер там, на улице, если бы не старик Проныра.
Даже сам Проныра не знал, почему он вдруг проникся жалостью к избитому до полусмерти мальчишке и утащил его с улицы к себе в трущобы. Почему смачивал ему лоб грязной, но благословенно холодной мокрой тряпицей, когда Нейт метался в бреду от
