такие стихи есть. А продолжение придумать не могу. Слушай: «Вот море. Ему миллион лет. А мне сорок девять. Вот одна волна…» – Мужик посмотрел на Антона с надеждой. – И все. Дальше придумать не могу.
Антон задумался. Потом сказал:
– А может, и не надо дальше. Так хорошо. Вот море, ему миллион лет, а мне сорок девять. Вот одна волна. И все. Точка. Вот одна волна. И точка. Это очень хорошее место, для того чтобы поставить точку. Это же самое главное, где стоит точка в стихах. Мне так кажется…
– Вот одна волна, точка… Слышь, – удивился мужик, – а ты шаришь! Спасибо!
– Да не за что. Мне… платят за это, – скромно согласился Рампо.
– Чачу будешь? – спросил мужик и на душевном подъеме полез в целлофановый пакет.
– Нет, спасибо, – сказал Антон. – В другой раз.
– В другой раз? – усмехнулся мужик, посмотрев на Антона с укором. – Че ты пиздишь. Не будет другого раза, ты ж сам знаешь. Ну, заставлять не буду. Как хочешь.
Мужик достал из пакета пластиковую бутылку с голубоватой жидкостью. Потом достал чашку с отломанной ручкой, налил себе полчашки, выпил и некоторое время сидел со страшным лицом. Потом сказал:
– Сказки, значит… А у тебя в них про что?
– Ну… Про все, – обобщенно ответил Антон.
– Правильно! – сказал мужик. – Так и пиши! Сказки должны быть про все. А кому не нравится, посылай на хер. Никого не слушай. Я вот! Меня вот возьми. Я сейчас уйду. Ты тоже уйдешь, ты больше меня никогда не увидишь, но я тебя прошу. Потом как-нибудь… Я не говорю завтра. Я не говорю через месяц. Я тебя не тороплю, я тебя просто прошу. Сделай про меня сказку. Только чтоб у меня в ней все кончилось хорошо, понял? Сделаешь?
– Ладно, – улыбнулся Антон.
– Смотри. Не подведи! – улыбнулся ему в ответ мужик.
Потом он встал и засобирался. Сборы были короткими. Он положил чашку и пластиковую бутылку с чачей в целлофановый пакет и надел тапки. Уходя, он сказал Антону:
– Ты вот ходишь по жизни и думаешь. Откуда беды все наши, русских людей. Ходишь, думаешь. А понять не можешь. Хочешь, скажу? Раньше мы сидели за столом, пели песни Антонова. А теперь не сидим, не поем. Петь нечего, сидеть не с кем. Вместо песен – говно, вместо людей – обезьяны. А знаешь, почему? Потому что мы, русские люди, променяли душу свою. На вот эту хуйню!
Сказав это, он показал Антону свой мобильник, а потом вдруг взял и закинул телефон далеко в море. Телефон пролетел очень далеко, рука у мужика была сильная. С далеким, еле слышным бульком предмет, лишивший русских людей души, ушел на дно.
Потом и мужик ушел куда-то в сторону безобразного порта. Антон остался на берегу и сидел там еще минут десять. Было хорошо.
Потом Антон стал гулять по берегу, разувшись. Он стал думать. Про Васю. Про сына. Он подумал, что хороший отец из него, наверное, не получился. Потом Антон стал еще чуть честнее с собой и подумал, что не наверное, а точно не получился. Антону стало грустно
