как будто он еще ходил в детский садик. – В кондитерской отыскались шоколадные кексы, правда здорово? Ну, идем. Тебе надо искупаться и переодеться в чистое. Гарриет, ты уж прости, мой котик, но Ида Рью велела тебе сказать, чтоб ты шла ужинать.
– А можно Гарриет с нами поужинает?
– Не сегодня, кроха, – бросила мать Хили, подмигнув Гарриет. – Гарриет ведь нас поймет, правда, лапочка?
Но Гарриет, обидевшись на такой развязный тон, в ответ только окинула ее угрюмым взглядом. Если Хили с матерью особо не церемонится, ей тем более не обязательно быть вежливой.
– Ну, конечно же, Гарриет все поймет, правда ведь? А мы пригласим ее в следующий раз, когда будем во дворе гамбургеры жарить. Да и кекса на долю Гарриет у нас нет.
– Он один? – завопил Хили. – Ты купила мне всего один кекс?
– Кроха, не жадничай.
– Один – это мало!
– Для такого хулигана, как ты – достаточно. Ой, глядите-ка. Умора да и только!
Она нагнулась и показала им полароидный снимок – еще бледный, но уже вполне четкий.
– Интересно, поярче проявится или уже нет? – сказала она. – Вы прямо парочка юных марсиан.
И в самом деле – марсиане. На снимке глаза у Хили с Гарриет были красными, круглыми, словно у каких-то ночных зверюшек, которых свет фар внезапно выхватил из темноты, а вспышка окрасила их перепуганные лица в нездоровый зеленоватый цвет.
Глава 3
Бильярдная
Иногда перед тем, как уйти домой, Ида оставляла им на ужин что-нибудь вкусненькое: мясное рагу, жареную курицу, а то и целый кекс, например, или фруктовый пирог. Но сегодня она выложила на стол то, что надо было срочно доесть: ломтики давнишней ветчины, которые так долго пролежали в целлофане, что стали бледными и скользкими, и миску холодного картофельного пюре.
Гарриет негодовала. Она открыла кладовку и долго разглядывала идеально ровные ряды жестянок с мукой, сахаром, горохом, кукурузной крупой, макаронами и рисом. Мать Гарриет обычно к ужину еле притрагивалась, а чаще всего и вовсе обходилась мороженым да горстью крекеров. Еще Эллисон иногда делала омлет, но от омлетов Гарриет уже начинало подташнивать.
Апатия опутывала ее, как паутина. Она отломила кусок длинной макаронины, сунула в рот. Мучнистый вкус был на что-то похож – на клейстер, – и в голове у нее вдруг замельтешили ясельные воспоминания… зеленая плитка на полу, деревянные кубики, раскрашенные, как кирпичики, и высокие окна, до которых она не дотягивалась.
Задумчиво перекатывая во рту щепку от макаронины и грозно хмуря лоб, от чего ее сходство с Эди и судьей Кливом только усилилось, Гарриет подтащила к холодильнику стул, осторожно двигая его так, чтобы не обрушить на пол лавину газет. Она вскарабкалась на стул и принялась уныло копаться в шуршащих свертках, которыми был забит морозильник. Но и в морозильнике не было ничего стоящего:
