приготовиться к абордажу!
Нат сглотнул, с трудом преодолевая скрутивший внутренности страх. Настало время оплатить свое плавание. Матросы уже открыли люк арсенала и вытаскивали оттуда знаменитые взрывные гарпуны, такие опасные в обращении. Многие лица были искажены тревогой, один только Орн явно испытывал радостное возбуждение. Наконец-то ему найдется дело по душе! Скоро абордаж!
Он вынул из рундука небольшую переносную пушку, которая стреляла гарпуном с взрывчатым наконечником: этот гарпун вонзался в бок облака, как альпинистский штычок с крюком на другом конце. К этому крюку привязывали веревочную лестницу, по которой люди могли взобраться на облако, молясь, чтобы крепление выдержало.
Неб поднес орудие к плечу и выстрелил. Для преодоления силы тяжести пороховой заряд делали очень мощным, и от этого возникала опасность, что оружие разорвет прямо в руках стреляющего. Когда такое случалось, голова несчастного улетала в облаке кровавых брызг, а нижнюю челюсть приходилось подбирать где-нибудь на баке.
Нат проследил взглядом за неуверенным полетом гарпуна, к оконечности древка которого крепился тонкий трос. Снаряд уже шел на снижение. Коснувшись облачной массы, его наконечник взорвался с глухим грохотом и вонзился в гладкую поверхность. Это была удача: нередко приходилось стрелять три или четыре раза, прежде чем гарпун наконец крепко втыкался в стеклянистое вещество.
– Держится! – объявил Неб, подергав за трос.
Капитан подал ему знак поднять по тросу веревочную лестницу. Когда эта операция завершилась, абордажная команда выстроилась гуськом и приготовилась к восхождению. Нат постарался протолкаться вперед: у него просто не было сил маяться ожиданием, пока настанет его очередь.
Зажав под мышкой взрывной гарпун, он ухватился обеими руками за перекладину. Действие тяготения он ощутил, когда болтался на высоте метров пяти над палубой: в ушах глухо застучало, и он перестал слышать ободряющие крики матросов снизу. Кровь стремительно отлила в нижние части тела, раздувая ноги чуть ли не вдвое. Он почувствовал, что башмаки стали слишком тесны для отекших стоп, готовых вот-вот лопнуть, как наполненные сукровицей пузыри. Преодолевая дурноту и головокружение, он упрямо продолжал цепляться за перекладины. Чем выше он поднимался, тем хуже ему становилось. Невидимая рука давила ему на голову, словно его череп был орехом, который следовало немедленно расколоть. Перед глазами мельтешили черные мушки. Наконец он коснулся поверхности облака – холодной как мрамор и гладкой как стекло. Это было прекрасно и жутко одновременно.
Он чуть прополз вперед, взбираясь на облако. Влажные от пота пальцы срывались, не находя, за что зацепиться. Поверхность была лишена каких-либо шероховатостей – ничего, кроме гладких округлых выпуклостей. Он соскользнул по одному из склонов, растопырив руки и ноги, чтобы замедлить падение. С трудом поднявшись на дрожащих
