за лучшее промолчать.
Поскольку он ограничился пожатием плеч, девушка снова перешла в наступление:
– Дьявол тебя возьми, похоже, ты совсем не отдаешь себе отчета, что здесь происходит! Я знаю, что тебе пришлось немало пережить, но постарайся все же спуститься на землю! От этого зависит жизнь каждого из нас!
Видя, что Нат собирается заговорить о событиях минувшей ночи, она быстро прикрыла ему рот ладонью.
– Не сейчас, – прошептала она. – Здесь даже у стен есть уши!
Улицы вокруг них уже были заполнены всклокоченными толпами, нестройно шагавшими под один и тот же навязчивый, распеваемый во все горло мотив. Нат различил стаккато знакомого лозунга: «Ло-те-ре-я! Ло-те-ре-я!»
Ухватив юношу за руку, Сигрид потащила его за собой. Они долго проталкивались среди возбужденных, громогласно вопящих гуляк, от которых явственно попахивало вонючей самопальной водкой. Мимо стайками проходили женщины – голые по пояс, перемазанные красной краской женщины, размахивающие жезлами с какими-то яркими тряпками. Некоторые мужчины плелись вразвалку, придерживая руками чехлы для члена из папье-маше, явно чрезмерного размера.
Вся эта публика стекалась к южной оконечности холма, к месту, которое назвалось «Русалочьим озером». Это было довольно пугающего вида озерко с темной, непрозрачной водой, возле которого по традиции проводилась церемония жеребьевки. Толпа обступила берега озера, громко лопоча, толкаясь и поминутно рискуя уронить кого-нибудь в воду.
– Пора, – шепнула ему Сигрид. – Пошли.
Перед ними змеилась длинная, насчитывающая более двухсот человек очередь, которая гудела, как пчелиный улей. Нат в детстве не раз присутствовал на ритуале, до тех пор, пока его отец не был избран жребием на службу дозорного, к лучшему или к худшему. В основном к худшему, сказать по правде.
На берегу озера горло перехватывало от запаха застоявшейся тины. Обычай требовал, чтобы каждый участник лотереи сделал шаг вперед и, широко размахнувшись, запустил в воду обломок черепицы, на котором было вырезано его имя. Вся сильная половина населения поочередно повторяла этот жест до тех пор, пока на дне не образовывался полный справочник, в котором упоминались все до единого мужские имена жителей Сольтерры. Когда наступало время тянуть жребий, к озеру вызывали слепого ныряльщика Торна, обвязывали его вокруг пояса веревкой и сталкивали в воду. Он погружался, сведя ноги вместе и раскинув крестом руки с раскрытыми ладонями. Коснувшись первого же осколка камня, он стискивал его в кулаке и подавал знак тянуть его обратно. После этого оставалось лишь зачитать имя, начертанное на обожженной глине. Иногда это оказывалось имя уже умершего человека, потому что на дне озера скопились куски черепицы за много поколений; тогда Торну приходилось нырять снова.
Затем табличку с именем проносили по всему городу. Избранного провозглашали Дозорным на последующие пять лет и с почетом провожали до входа в башню. Ощущая на своих
