Предел их мечтаний – дотянуть до вечера, когда можно будет упасть и не шевелиться.
– Ты не хуже меня знаешь, что с пирамидой лучше поспешить. Там возни ещё на декады, а мне хотелось бы получить её вовремя.
– Но не такой же ценой, дед! Большинство из них на самом деле неплохие люди с кучей талантов и годятся на что-то большее, чем таскать каменюки.
– Ты ещё молод и плохо знаешь людей, Дитя Нила. Думаешь, сидя по домам, они воспользуются этими самыми талантами и сотворят что-нибудь величественное? Они будут жрать, совокупляться и гадить. Особо одарённые будут делать это как-нибудь творчески, но не более того.
Можешь сходить и проведать тех, кого я оставил сидеть по домам со всеми их талантами. Именно этим они сейчас занимаются, и будут делать так всю жизнь, если только рука владыки не сожмет эту слякоть в кулаке, чтобы придать ей достойную форму. Через тысячу лет о них никто не вспомнит, ибо они не сделали ничего интересного, как и десятки поколений их предков от сотворения мира.
Вот пирамида – другое дело. Её будут видеть и восхищаться. Люди запомнят моё имя и их труд. Для них это шанс войти в историю, и я не вижу, почему бы им ради этого не потрудиться как следует. К сожалению, проще повелеть бить их палками, чем втолковать всё это.
– Насчёт величия и руки владыки – согласен. Но пирамида… Для того, чтобы войти в историю, есть способы похлеще и не столь унизительные. Что, если я возьму вот этих же самых людей и сотворю нечто, способное превзойти все пирамиды Гизы? Что скажешь?
– Я скажу, что тебе придется быть очень убедительным, Моше[2]…
Адвокат Господа
– Здравствуйте. Я ваш адвокат.
Не беспокойтесь, вам это ничего не будет стоить. Мои услуги оплачены верующими.
Признаюсь, с моей стороны шаг был очень рискованный, но другого способа увидеться с вами не было. Сумма достаточно внушительная, да и дело интересное, благое, так что я согласился умереть и повидаться с вами.
– Зачем?
– Надо обсудить детали иска и получить ваше официальное согласие на то, чтобы я представлял вас в суде, защитил от нападок.
– Не припоминаю, чтобы на меня нападали.
– Но там, внизу, люди говорят о вас разные обидные вещи. Например, что вас нет.
– Ничего страшного. Когда я к ним выйду, все сомнения исчезнут. Да и гадостей наговорить в лицо вряд ли посмеют. От чего тут защищать-то?
– Так вот же, от этого всего. Это же клевета, подсудное дело.
– Да пусть болтают, с меня не убудет.
– Вы не хотите, чтобы они понесли наказание?
– Нет.
– Хотите наказать их самостоятельно?
– Вовсе нет.
– Понимаю. Вы их, конечно, по доброте своей простили. Но нам-то, людям верующим, за вас обидно. Они поминают ваше имя всуе и используют его в ругательствах! Когда вы подтвердите мои полномочия и отправите обратно, я… незамедлительно…
– Всуе, говоришь… – протянул задумчиво старец и огладил седую
Моше (др. егип./др. евр.) – Моисей
