и сказала:
— Теперь я поняла, сударь. Вы из Франции, а я из Бретани.
— Ну и что?
— Это ведь разные края.
— Но родина-то у нас одна, — закричал сержант.
Женщина упрямо повторила:
— Мы сискуаньярские.
— Ну, ладно, Сискуаньяр так Сискуаньяр! Твоя семья оттуда?
— Да!
— А что делают твои родные?
— Умерли все! У меня никого нет.
Сержант, человек красноречивый и любитель поговорить, продолжал допрос:
— У всех есть родные или были, черт возьми. Ты кто такая? А ну, говори скорее.
Женщина слушала, оцепенев, эти окрики, похожие более на звериное рычанье, чем на человеческую речь.
Маркитантка поняла, что пришло время снова вмешаться в беседу. Она погладила головку грудного младенца и ласково похлопала по щечкам двух старших.
— Как зовут крошку? — спросила она. — По-моему, она у нас девица.
Мать ответила:
— Жоржетта.
— А старшего? Этот сорванец, видать, кавалер.
— Рене-Жан.
— А младшего? Ведь и он тоже настоящий мужчина, гляди какой щекастый.
— Гро-Алэн, — ответила мать.
— Хорошенькие детки, — одобрила маркитантка, — посмотрите только, прямо взрослые.
Но сержант не унимался:
— Отвечай-ка, сударыня. Дом у тебя есть?
— Был дом.
— Где был?
— В Азэ.
— А почему ты дома не сидишь?
— Потому что его сожгли.
— Кто сжег?
— Не знаю. Война сожгла.
— Откуда ты идешь?
— Оттуда.
— А куда идешь?
— Не знаю.
— Говори толком. Кто ты?
— Не знаю.
— Не знаешь, кто ты?
— Да просто бежим мы, спасаемся.
— А какой партии ты сочувствуешь?
— Не знаю.
— Ты синяя? Белая? С кем ты?
— С детьми.
Наступило молчание. Его нарушила маркитантка.
— А вот у меня детей нет, — вздохнула она. — Все некогда было.
Сержант снова приступил к допросу.
— А родители твои? А ну-ка, сударыня, доложи нам о твоих родителях. Меня вот, к примеру, звать Радуб, сам я сержант, я с улицы Шерш-Миди, мать и отец у меня были, я могу сказать, кто такие мои родители. А ты о своих скажи. Говори, кто были твои родители?
— Флешары. Просто Флешары.
— Флешары — это Флешары, а Радубы — это Радубы. Но ведь у человека не только фамилия есть. Чем они занимались, твои родители? Что делали? Что сейчас поделывают? Что они такого нафлешарничали твои Флешары?
— Они пахари. Отец был калека, он не мог работать, после того как сеньор приказал избить его палками; так приказал
