профессиональную основу – скорее всего эти неуместные пассажи появились в заметках не просто так. В цирковом деле шла яростная конкуренция, и я не удивился бы, узнав, что кто-то из Никитиных принес «барашка в бумажке» главному редактору «Листка».
И все газеты отмечали, что после первой же трагедии публика буквально ломилась на представления в цирке Саламонского, привлеченная, надо полагать, запахом крови – как падальщики слетаются к павшему животному. Увы, таково свойство всякой толпы – от предвкушения будоражащего нервы зрелища она звереет, забывая все нормы пристойности.
В газетах того времени я не нашел ничего нового, кроме одной только маленькой детали, за которую вдруг уцепился мой мозг – ассистенткой гимнаста Беляцкого была названа его племянница, совсем юная артистка Лили Марсель. Французское имя, как я полагал, было псевдонимом, принятым в наших цирках, где все еще царили иностранцы и преклонение перед всем заграничным.
Зато мне удалось наконец совместить эти убийства с общим фоном – теми событиями – довольно бурными, которые происходили пять лет назад в цирковом мире. Цирк Саламонского в то время был самым популярным в Первопрестольной – после того, как сумел потеснить филиал знаменитого петербургского цирка Чинизелли. И вдруг появляются откуда-то из провинции три брата – Никитины Дмитрий, Петр и Аким. Сыновья простого шарманщика, бывшего крепостного, начинавшие с того, что они «газировали» под шарманку отца – то есть выступали под открытым небом «на газоне» с неловкими акробатическими трюками, поступив в труппу Баренека, скоро выкупили его дело, а потом из Саратова нагрянули в Москву с совершенно новой по тем временам идеей. Саламонский, подражая великолепному Чинизелли, делал ставку на иностранных артистов. Да и русские циркачи у него брали себе заграничные псевдонимы – как тот же Гамбрини. А вот Никитины, наоборот, – отвергали все иностранное. Артисты у них выступали под своими русскими именами. А публику они зазывали и вовсе демократичную – разночинцев, рабочих, мелких чиновников, солдат.
И уж наглости им было не занимать. В Москве они выкупили деревянное здание вплотную к цирку Саламонского – почти вход ко входу. И начали перебивать публику, которая ходила в прежний цирк. Саламонский начал терпеть страшные убытки, однако как раз пять лет назад сумел-таки выкупить цирк Никитиных. И подписать с ними контракт, по которому они не имели права выступать в Москве. Никитины уехали, но уже через год вернулись и снова принялись устраивать свой цирк – правда, теперь уже в другом месте. Взбешенный Саламонский подал на них в суд, предъявив подписанный контракт, но… проиграл. Поскольку под контрактом стояла подпись старшего Никитина – Дмитрия. А в новом деле директором значился его брат Петр, бумаги не подписывавший и потому никакой ответственности не несший.
Однако, подумал я, странное совпадение – борьба Саламонского с цирком Никитиных велась в то же самое время, когда на афишах первого появились черепа. Нет ли тут какой-то связи? Могли ли Никитины таким образом запугивать конкурента? Проверить это было нелегко, так что я начал с той
