на диван.
Мы вошли в дом через кухню. Хозяин оставил пса во дворе, а следом принес аптечку.
– У тебя выпить есть? – спрашиваю, промачивая вату спиртом из стеклянной колбы. – Нормальное что-нибудь.
– Водку будешь?
– Давай. Я Ян, кстати.
– Егор, – мужик пожимает мне руку. – Вы чего в полях забыли? Как ты умудрился ее одну ночью прокараулить? У нас места не особо людные, но опасностей и без этого хватает.
– Перевяжи, – шиплю на Нику, и она хватается за бинты.
– Твой монстр привит? – кошусь на Егора.
– Привит. Привит. Держи, – протягивает мне стопку и следом наливает себе.
Пью залпом. Морщусь от горечи и возвращаю стопку на стол. Ника к тому времени уже завязывает бантик.
– Ты еще блестками укрась.
– Хватит на меня орать, – подает голос и давит пальцами прямо в место укуса.
– Ай. Дура, что ли?
– Сам дурак! Спасибо, что отогнали собаку и помогли, – обращается уже к Егору.
Чернявый мужик кивает. На вид ему лет сорок, может чуть больше.
– Вы туристы?
– Ну почти.
– Можете на ночь остаться.
– Спасибо, – Малинина ему улыбается и помогает убрать аптечку.
– Только комната у нас свободная одна.
– Он поспит на диване, вот тут, – снова Ника.
– Сама поспишь на диване. Комната где?
Егор какого-то хрена лыбится и показывает рукой на дверь.
– Ага. Спасибо, – киваю и поднимаюсь с места.
Глупость идет следом, правда, сначала рассыпается в благодарностях перед хозяином дома.
Распахиваю дверь, быстро осматриваясь в полутьме. Здесь одна кровать, две тумбочки и куча книг на полках. Супер, спать в пыли от этой макулатуры.
Заваливаюсь поперек кровати, наблюдая за Малининой. Она подходит к окну, смотрит куда-то вдаль и громко вздыхает.
– Ты заметила, что даже по нужде без проблем сходить не можешь?
– Отстать от меня.
Она стягивает кофту и ложится на самый край. Моя башка теперь почти упирается в ее спину. Отодвигаюсь, растягиваясь в длину кровати, и завожу руки за голову.
Глупость долго вертится, а потом забирается под покрывало.
– Я из-за тебя, между прочим, теперь почти инвалид.
– Мало тебе.
Она так резко поворачивается, что мне на мгновение кажется, что сейчас опять зарядит по морде. На инстинктах даже чуть отшатываюсь в сторону.
– Ты, скорее, станешь инвалидом за свой длинный язык.
– Ты не первая, кто мне это говорит.
– И не последняя, уж поверь.
– А говорила, что у меня с эмпатией проблемы. Я почти при смерти, а ты на меня еще и орешь, – говорю с наигранным возмущением.
Малинина молчит. Лежит на спине. Либо в потолок пялится, либо уснула там, что ли?
Ну
