1852 года Матюшкина перевели на Балтику. Он поселился в Санкт-Петербурге, продолжив службу административной работой в морском ведомстве. Через пятнадцать лет Ф. Ф. Матюшкин был произведён в адмиралы.
В 1871 году был создан Комитет по сооружению памятника Александру Сергеевичу Пушкину и объявлен сбор пожертвований, поскольку власти устранились от своего участия в этом проекте. За установку монумента боролись сразу несколько городов. Матюшкин, как член Комитета, предложил поставить памятник поэту в Москве, на его родине.
Фёдор Фёдорович не только свято хранил память о Лицее и о лицейской дружбе, на нём лежала ответственность за бесценный архив Лицея, насчитывающий к тому времени сотни единиц хранения.
Лицейский архив, долгое время находящийся в ведении «старосты» Яковлева, перешёл к Матюшкину, который он передал незадолго до смерти академику Якову Гроту – лицеисту выпуска 1832 года, исследователю первоначального Лицея и «пушкинского набора».
Матюшкин многое успел рассказать Якову Карловичу. Не без его помощи Я. К. Гротом был создан небезызвестный труд, на который и теперь ссылаются все пушкинисты – «Первенцы Лицея и его предания».
Алексей Илличевский
1798–1837
В Лицее Пушкина сравнивали с поэтом Дмитриевым, а Илличевского – с Державиным. Лицейские сочинители писали: «О, бессмертный Илличевский, меж поэтами ты туз». Правда, были и другие, которые пальму первенства отдавали Пушкину. Тем не менее, имена Пушкина и Илличевского в Лицее стояли рядом и для лицеистов, и для педагогов.
Их и вправду, очень многое связывало и не только непреодолимая страсть к поэзии. У обоих был очень острый язык, быстрая реакция, они прекрасно рисовали и оба не любили точные науки. У них были общие лицейские друзья, они были влюблены в одних и тех же женщин, и даже во внешнем облике у них можно было уловить некоторое сходство. У обоих не случилось удачной карьеры, и оба ушли из жизни в один год – 1837.
Лицей связал, но он же и разделил эти две судьбы. Слава Пушкина ярко засияла после выпуска из Лицея, Илличевский же после 1817 года канул в безвестность. А, может быть, их разделил иной жребий: Пушкину дозволено было прочесть перед Державиным собственное творение «Воспоминания в Царском Селе», а Илличевскому нет. Кто знает, что случилось бы с нашими стихотворцами, если бы словесник А. И. Галич выбрал бы для прочтения перед мэтром российской поэзии сочинение Илличевского? Возможно, в душе честолюбивого юноши исчезло бы самоощущение «вечно второго», которое никогда не оставляло Илличевского, и он смог бы мобилизовать весь свой талант, который у него, безусловно, был, и поднять все силы души для вознесения своей Музы. Но случилось не так, похвала Державина окрылила Пушкина, а Илличевскому ничего не оставалось как признать, что гений возможен только один, и покорно стать в очередь перед Случаем в качестве способного стихотворца, каких немало подарил нам щедрый на таланты XIX век. Но Случай не предоставил Илличевскому ни единого шанса.
Преподаватели
