Темные, от времени желтые обои, стертый и потрескавшийся коричневый линолеум на полу. Особенно скорбно выглядела полоса линолеума, ведущая от двери к столу, – она была вытерта до рогожной основы. Свет падал через разноцветный витраж огромного сводчатого окна, в котором сохранилось не больше половины цветных стекол, но их цвет окрашивал предметы в комнате по-разному. Белый железный сейф в углу казался зеленоватым. Стулья у стены словно покрылись красной кирпичной пылью. Даже лысина Комарова синевато отсвечивала. За его спиной – портрет Ленина в широкой дубовой раме, а под ним карта Кольского полуострова, раскинувшая свои румбы по всей стене. На столе кроме бумаг и чернильницы-непроливайки серый телефонный аппарат и просторная пепельница из моторного поршня, доверху набитая папиросными и сигаретными окурками. Один из них еще не успел погаснуть, и красное пятно света, брошенное витражом на край стола, наполнялось лиловым дымом. Немного чадила и трубка, положенная хозяином около пепельницы.
– Товарищ командир, – громыхнуло сверху. Комаров поднял голову и посмотрел на хоры. – Руссов дал время посадки на руднике. Ждем дальнейших указаний.
– Напомните, что у него на борту?
– Спирт. Должен разгрузиться и – обратно.
– Никаких дополнений, полет точно по заданию! – зычно крикнул Комаров, и мощь его голоса удвоили гулкие своды церкви.
«Тут телефона не надо, – улыбнулся Донсков, – пискни, и во всех клетушках мыши откликнутся!»
Комаров отложил в сторону книжку, и на скуластом желтом лице прищурились маленькие светлые глазки.
– Как вижу, вы начали летать планеристом. Это хорошо! – Будто вспоминая, Комаров смотрел в потолок. – Точный расчет без подтягивания двигателем и положить крыло на посадочный знак, верно? В этом своеобразный шик! Много славных и знаменитых летчиков начинали с планеров. Я тоже немного попарил в аэроклубе… – Теперь глаза смотрели в глаза. – Налет у вас, по аэрофлотским понятиям, не очень велик, но машин вы освоили много, а вертолёты даже испытывали….
– Нет, Михаил Михайлович, я не из тех испытателей, кто «учит летать самолеты», а из тех, кто преднамеренно ломает их.
– Да! Слышал, но ни разу не видел, как это делается. В общем, опыт летчика у вас приличный. А опыт политической работы?
– Нулевой, – усмехнулся Донсков.
– Вы хотите сказать?..
– Никогда не был политработником и смутно представляю службу на этой должности у вас.
Комаров мял рукой бороду, пристально всматривался в улыбающиеся глаза Донскова.
– А ведь нам нужен не столько летчик, сколько политработник. До вас был… приборист. Как инженер – умница. Стал замполитом – характер испортился. Раздражаться начал, злиться по пустякам. Почему? Залез не в свою тарелку и понимал, что политработник он никчемный, а сознаться в этом даже самому себе боялся. Гордость и еще что-то не позволяли… Мучился сам и терял уважение людей…
