драка!
Рофины явно уступали, и по численности, и по боевому запалу. Они летели сюда не сражаться, тогда как бунтовщики, еще не остывшие после погрома, дрались не на шутку. Сдаваться они не собирались.
Забытый всеми Старик некоторое время с грустью наблюдал за побоищем, а потом спустился и, печально сложив крылья, пошел в свою гнездовину – единственную уцелевшую на этом участке улицы. Ненужный клинок он бросил возле полуразрушенной ограды.
И тут из толпы дерущихся вынырнул Тористин. Его лицо, перекошенное яростью, было ужасно! Прочнейшая одежда в некоторых местах надорвалась, а кончик одного из крыльев, кажется, был сломан.
– Нет, Старик, ты не уйдешь! – прохрипел орель, сплевывая набившуюся в рот пыль. – Уж с тобой-то я поквитаюсь!
Приволакивая ушибленную в драке ногу, он подобрался к клинку и крепко ухватил его за рукоять.
Старик молча обернулся. Он стоял на дорожке, ведущей к гнездовине, не пытаясь убежать и не отводя взгляда от глаз противника.
На мгновение Тористин смутился. Но только на мгновение. В следующую секунду рука его поднялась, клинок, сверкнув, описал широкую дугу и…
– Остановитесь!
Зычный голос прогремел над Гнездовищем, заставив дерущихся орелей замереть и расцепиться.
Сверкая парадными одеждами, в которых собирался появиться перед Большим Сбором, Донахтир плавно слетел к подножию скалы и замер, пораженный открывшимся зрелищем. А над его головой, затмив собой пол неба, кружили с гневными лицами бесчисленные орели всех Шести Городов.
– Что же ты наделал, Тористин! – прошептал Великий Иглон, подходя ближе и обводя расстроенным взглядом руины гнездовин, сломанные деревья, ограды и своих подданных, истрепанных в драке.
Тяжело дыша они переминались с ноги на ногу, бросая друг на друга ненавидящие взгляды, но не решаясь поднять глаза на Правителя.
– Что тут произошло? Где все жители?
– Все ушли, Донахтир, – отозвался со своего места Старик.
– Ушли?…
Донахтир рассеянно повернулся к Старику.
– Значит, с ними ничего не случилось? Хорошо. Я опасался, что произойдет самое худшее…
Он устало провел рукой по лбу, покрывшемуся испариной, но тут Тористин, все еще сжимающий в руке клинок, издал ужасающий вопль и, запрокинув голову, прокричал кружащим наверху орелям:
– Вы слышали это, жители Сверкающей Вершины?! Слышали, что самое страшное для вашего Правителя?! Не смерть сородичей! Нет, зачем! Вас ведь так много! Одним, двумя меньше – какая разница! Страшно, если Тористин и его товарищи накажут ничтожных бескрылых за убийство! За убийство ваших же родных! Страшно, если пострадает это проклятое поселение, которое я ненавижу, ненавижу, ненавижу!!!…
В исступлении Тористин взмахивал рукой в такт своим словам, совершенно забыв, что клинок в ней все еще зажат,
