людских неспокойных душ. Испещрённые закатными узорами вяли окна этих домов, наползших на солнце. А звезда вылизывала по-кошачьи тщательно плоскости их стен, где вздувались парусно простыни, цепляясь за гребни пёстрых облаков и унося балконы в дальние страны. От крыши к крыше тянулись закинутыми лесками провода. В их позолочённых солнцем жилах текли ток и информация. Люди думали, что владеют информацией, но информация владела людьми, эту простую истину скрыв. Внизу эти самые люди, эти маленькие игрушечные человечки, важно расхаживали по сторонам, изредка вознося головы к тёмно-оранжевому небосводу, в котором морем разлегся закат. А на востоке остывшего к людским мольбам поднебесья, там, куда в неисчерпаемой тоске смотрели деревья, наливался бледнотой одинокий, но довольный своей изящной полополовинчатостью серп месяца.
– Ты так и не сказал, какая у тебя любимая мечта, – напомнила Алёна, найдя вопрос в укромных уголках сознания, в папке с отложенными, но важными, животрепещущими темами.
– Мечта повесилась на дереве желаний, – буднично наступил на горло непорочной чистоте мечты Вова, жуя фруктовую жвачку.
Алёна в странных, но подробных деталях представила себе это: Вовина мечта (в её представлении обладающая Вовиным же телом, с той лишь разницей, что была облачена в строгий тёмный костюм, а в руке добротной кожи портфель) в каменно-камерной обстановке взошла на табурет, оперативно просунула голову в петлю и, покачнувшись, выбила собственноножно маленький четырёхлапый мостик между жизнью и смертью из-под ног. Кожаный портфель при этом остался в руке, с собачьей невзаимной верностью преданный работе.
Чуть погодя, закончив со странной воображаемой сценкой, Алёна дала своё непоколебимое уточнение на свой же житейский вопрос:
– Так не бывает. У каждого есть мечта. Жить без неё – это тупик.
– Ты глупышка. Я всегда в тупике, – парировал своим нестандартом Вова. – Но наш мир – это движение. Всё движется. Движется и тупик. Нужно ждать, когда откроется выход. Там и будет мечта… Наверное.
– Если ты в тупике, значит, ты где-то свернул не туда, – с интонацией благообразной очевидности произнесла Алёна.
– Это что-то восточное.
– Разве мы живём не на востоке?
– Нет, посередине. Наш город, воздвигнутый как окно в Азию, лежит на острие лезвия самых древних гор в мире, рассекших материк надвое. И город наш изваян из самых древних камней, сложен из самых старых пород, и всё в нём вечно: и улицы, и люди, и пороки.
Алёна бросила чистый, непредвзятый взгляд вдаль, на неровную полосу самого древнего горизонта в мире, сшивающего воедино части остывающей Евразии.
– А если выход не откроется? – логично задалась она.
– Тогда мне придётся постичь сверхдержавное искусство счастья жизни без мечты, – Вова грустно улыбнулся.
Алёна взяла небольшую паузу на взвешенное обдумывание, сопряжённое с удобной возможностью,
