к своим обязанностям с этого вечера. Приходи в шесть часов, и ни секундой позже. На этот раз не опаздывай.
– Спасибо, мадам. – Ева позволила себе лишь скромный намек на уверенность в голосе. Несколько театральных техников и рабочих сцены прошли мимо, беседуя друг с другом.
– Во время представления ты будешь оставаться за кулисами. Сильветта покажет место, где ты не будешь никому мешать. Если одной из танцовщиц понадобится починить костюм, у тебя будут считаные секунды, чтобы сделать свою работу: заштопать подол, пришить пуговицу, манжету или воротничок. Никаких задержек, понятно? Зрители щедро платят не для того, чтобы видеть рваные костюмы танцовщиц, но им совсем не нравятся паузы между актами.
Потом мадам Люто наклонилась поближе и прошептала:
– Видишь ли, наша очаровательная комедиантка мадемуазель Балти немного набрала вес в последнее время. Мы, конечно, затягиваем потуже ее корсет, но она должна быть уверена, что ее панталоны не разойдутся по швам во время одного из «случайных» падений, – она хитро улыбнулась и подмигнула.
Минуту спустя Ева снова оказалась в темной аллее, впервые в жизни ощущая полный восторг победы. Когда она спешила обратно на улицу Лаффит, чтобы встретиться с Луи, то подумала, что это ощущение немного похоже на полет.
Ева поднялась по склону холма на фуникулере и как можно быстрее вернулась к магазину мсье Воллара. В последние месяцы своего пребывания в Париже она была особенно рада знакомству с Луи, он понимал ее без всяких парижских условностей. Девушка ценила их дружбу и не хотела ставить ее под угрозу, особенно в такой важный момент.
Луи был ей как брат, хотя Ева знала, что он хочет быть больше, чем братом. Но они были слишком похожи друг на друга – вряд ли это помогло бы им в близких отношениях. Луи был добрым и надежным человеком, а после переезда в Париж Ева нуждалась в этом гораздо больше, чем в романтике.
Бедный Луи, высокий и бледный, со светло-голубыми глазами, живущий в тени заветных мечтаний Евы… Он так и не избавился от сильного польского акцента и не стремился усвоить городской стиль Парижа, впрочем, как и она. Луи по-прежнему аккуратно вощил кончики светлых усов и нахлобучивал громоздкий цилиндр, когда выходил на улицу, а его любимая визитка на одной пуговице и двухцветные ботинки вышли из моды десять лет назад.
Тем не менее именно Луи придумал для нее имя Марсель, и она была ему благодарна, поскольку это имя явно приносило удачу. За бокалом вина в маленькой пивной «Шустрый кролик», уютно примостившейся на маленьком холме на Монмартре, Луи шутливо провозгласил ее настоящей парижанкой, нареченной теперь истинно французским именем.
Тогда Ева посмеялась над этим, но имя сразу же ей понравилось. От него будто веяло свободой и отрешенностью, оно было исполнено восхитительной силой. Марсель удавалось создавать вокруг себя атмосферу, недоступную для Евы. Ева была благоразумной и робкой; Марсель же – беззаботной и уверенной в себе, даже немного
