была его собственная клиника. Несколько раз в году он ложился в нее на «техосмотр», и вот задержался намного дольше. Конечно, можно было улететь за границу, но зачем, если лучшие врачи мира могут сами прилететь к тебе?
В палате было много света – панорамное окно во всю стену хорошо освещало пространство, придавая ему объёмность и свободу. Через него хозяину кабинета открывался чудесный пейзаж – заснеженные макушки соснового леса в лучах заходящего солнца, которое ласкало вековые деревья, заливая закатным предвесенним теплом лес и весь комплекс медицинского центра. Единственным чужеродным предметом в палате (если это можно было назвать палатой), была большая икона Девы Марии на золотом фоне. Икона была доставлена из его рабочего кабинета в городе. Она была в резном киоте из тонко составленной смеси сандалового дерева и морёного дуба, выдержанная в строгом соответствии готических канонов. Икона ярким жёлтым пятном выделялась на темной стене, сияя своим золотым окладом, отражая закатные лучи февральского солнца, бликами скользила по лицу «олицетворения эпохи». Солнечный свет не ослеплял пациента, а наоборот, вселял надежду во внезапно подступающей к нему темноте! Раздумывая о символизме угасающих лучей, он не услышал, как стукнула дверь и скрипнула половица старинного дубового паркета времён Наполеона I.
– Добрый вечер, Илья Михайлович.
Этот спокойный и приятный голос заставил его вздрогнуть.
– Господи… Вы напугали меня, я не слышал, как вы вошли.
Слова давались ему с трудом. Голос был хриплым и фразы выходили наружу медленно, чередуясь с глубокими вдохами.
– Опять анализы? На сегодня не было назначено никаких процедур.
– Прошу прощения, я не доктор. Да и вообще, к медицине не имею никакого отношения. Я хотел…
– Тогда, какого чёрта вы здесь делаете?!
Немного разговорившись, голос начал приобретать присущие ему властные металлические нотки.
– Я вас не звал, и мне не доставляет удовольствия, когда за мной шпионят!
– Я ещё раз прошу прошения, меня зовут…
– Вы папарацци? Вам нужны снимки? Как вы сюда попали?!
Переходя постепенно на крик и всё более негодуя и нервничая, он закашлялся. Поэтому допрос пришлось на долгое время отложить. Кашель вызывал дикие головные боли, клокоча внутри, как колокольный набат, оповещающий о прибытии врага.
– Я, писатель, – сказал посетитель, улучив момент между приступами кашля.
– Кто? Никаких встреч на сегодня, да и на завтра у меня нет. Зачем вы здесь?
– Вы успокойтесь, именно это я и хочу вам объяснить.
Приступ кашля прошёл, а боль в голове лишь глухим эхом отдавалась где-то вдалеке. Илья Михайлович действительно решил не будить лихо.
– Сынок, ты меня не успокаивай. Ты о себе подумай. Тебя с лестницы,
