было не так много возможностей, как у остальных. Он ведь не брал в руки чашу?
– Кажется, нет, – ответил Найджел. – Зато наклонялся над адептами, когда они передавали ее по кругу.
– Вы говорите о мистере Уитли? – вмешался Фокс.
– Да, о мистере Клоде Уитли.
– Вряд ли у него хватило бы духу кого-то убить, вам не кажется, сэр?
– Конечно, не хватило бы, – уверенно подтвердил Найджел.
– Яд называют оружием женщин, – неопределенно ответил Аллейн. – Впрочем, подобные обобщения всегда опасны. Ну все, нам пора домой. Не вижу, что еще тут можно сделать. Бэйли, нашли что-нибудь интересное?
Сержант Бэйли уже вернулся из спальни и усердно трудился над книгой и пакетом. В ответ он пробурчал с недовольно-скучающим видом:
– На книге – ничего. На свертке, скорее всего, «пальчики» преподобного Гарнетта, но я их на всякий случай сфотографирую. В спальне есть отпечатки преподобного и чьи-то еще. Возможно, мистера Прингла. Я взял образчик вон с тех перил. Видел, как он брался за них рукой.
– Вы узнали, как работает факел?
– Да. На керосине. Бутылка стоит в ризнице.
– Зажгите его, Бэйли, будьте любезны.
– Слушаюсь, сэр.
– У вас случайно нет папиросной бумаги?
Бэйли без малейшего любопытства протянул ему пачку бумаги и ушел. Аллейн взял с буфета серебряную чашу, наполнил ее вином из бутылки отца Гарнетта, насыпал в папиросную бумагу немного соли, сложил ее пополам и завернул с одного конца. Фокс тем временем закрыл и опечатал сейф. Аллейн убрал ключи в карман.
– Идем, – скомандовал он.
Все вернулись в святилище. Бэйли зажег факел на стене. Пламя сразу оживило храм, однако вид у него был довольно неприглядный. Больше всего он напоминал безвкусную декорацию к второсортному фильму. Нагие статуи, кубические звери, алый бархат и помпезная лепнина сверкали мишурным блеском. Найджел подумал, что при таком избытке украшений трудно говорить о настоящей красоте. Впрочем, хотя вся эта пышность и выглядела слишком театрально, она все-таки производила большой эффект. Никто не назвал бы ее глупой и дешевой. В неровном свете факела лица изваяний шевелились и дышали жизнью. Ноздри Вотана трепетали, его веки двигались, а в мрачно сдвинутых бровях угадывались мощь и сила. Некоторые из богов словно раздували щеки, другие открывали и закрывали тяжелые глаза. В храме стояла глубокая тишина – только пляшущее пламя слабо шипело. Время от времени под сводами гулко звучали мужские голоса. В зале становилось очень холодно.
Аллейн остановился на ступеньках алтаря и оглядел церковь.
– Всех прошу подойти сюда, – позвал он.
Его голос эхом разнесся по залу. Из ризницы вышел мужчина в штатском и направился к ним. Еще один появился в конце прохода. Со стороны галереи замаячила фигура констебля.
Когда все подошли к факелу, Аллейн попросил собравшихся опуститься на колени. Они выполнили приказ: констебль и Фокс невозмутимо, Бэйли – с мрачным безразличием, двое в штатском – с легким интересом.
