кожа, хотя и не у всех. Этот же мужчина обладал совершенно чёрными глазами. Складывалось впечатление, что у него отсутствовали зрачки. Больше всего мне запомнился цвет его кожи – тёмный. Нет, не такой, как у африканца, не чёрный, а асфальтно-серый. На лице доктора выделялся широкий приплюснутый нос, раздувающиеся ноздри. Мне сделалось страшно. Казалось, что он готов был съесть меня живьём. Тогда я ещё не знала, насколько Радул Асланов подлый. Я только вернулась в родной дом и доверяла отцу во всём.
Испугавшись доктора, спряталась за спину Радула. Они о чём-то говорили, но я мало что понимала из этой беседы. Отчётливо врезалось в память лишь одно слово «глушить».
Спустя два дня отец принёс мне капли и сказал, что у меня такая же болезнь, от которой умерла мама – змеиная хворь. Я должна принимать капли два раза в день: утром и вечером. Если буду хорошей девочкой и всё исполнять в точности, то отец обещал больше не запирать в спальной. Более того, устроит в престижную женскую школу-пансион. Там учились нагини Паталы из знатных змеиных родов.
Я послушалась, поверила, что больна, и принимала исправно капли. Когда один флакон заканчивался, отец приносил новый. И действительно начала ощущать себя больной. Быстро уставала, часто кружилась голова. Пропал прежний аппетит. Я сильно исхудала.
Радул постоянно твердил, что капли необходимы мне, чтобы продолжать жить. Если я прекращу их пить, то умру, как мама. Я верила отцу. А кому ещё мне оставалось верить?
К тёте Мадине больше не отпускал. Даже видеться не разрешал нам. Радул обвинял её в моей болезни, говорил, что недоглядела, грозился убить всех, если хотя бы приблизятся ко мне.
Отец устроил меня в закрытую школу, как и обещал.
Не скажу, что жизнь моя засияла новыми красками. Нет! Элитное образовательное учреждение оказалось безликим, с серыми стенами и угрюмыми преподавателями, строгими, а порою чересчур жестокими воспитателями.
Ученицам не разрешалось резвиться даже в свободное время. Мы должны были всегда размеренно ходить, и не дай Бог ослушаться. Жизнь в школе не была безоблачной, но там я чувствовала себя в безопасности. О родном доме такого сказать не могла.
***
Сафи
– Ты, жалкая тварь! – глаза Азиза сверкали гневом в темноте.
Брат затащил меня в подвал. Мне тогда было всего четырнадцать лет. Я приехала домой на летние каникулы и в первый же день попалась братцу на глаза.
Азизу уже 24! У нагов обострённый нюх, сперва мы чуем возбуждение, а потом замечаем внешние проявления. В тот день от Азиза просто несло похотью. Я это поняла сразу, как только вышла из своей комнаты и столкнулась с ним на лестничной клетке. Хотела повернуть назад и убежать от брата, спрятаться за дверью и запереться на замок, но Азиз оказался быстрее. Сцапал меня, зажал рот и потащил к чёрному ходу. Там располагалась лестница, ведущая в подвал. Я даже закричать не могла.
Он затащил меня в каморку, где хранились швабры, запер дверь изнутри, застопорив
