это движение и вижу глянцево поблескивающий бок байка.
Похоже, мужчина решил ночью искупаться в ставке. И приехал сюда специально, чтоб не мешать никому.
И вот надо же такому случиться: помешал! Поганому Гарику!
Так удачно помешал!
Пока я разглядываю черный байк, мужчина начинает медленно сдвигаться в его сторону, придерживая меня за руку. А я понимаю, наконец, смысл сказанной до этого фразы про больницу.
И тут же торможу пятками в песок!
Какая больница, Господи? Он с ума сошел?
Да и закрыто все ночью. Это к тете Тамаре идти, медсестре поселковой.
Зачем? Из-за царапины?
Да и вопросы будет задавать…
От одной лишь мысли про то, что может подумать тетя Тамара, увидев меня в компании с таким мужчиной, ночью, да еще и с разбитым лицом, становится страшно.
Клянусь, гораздо страшнее, чем до этого, с Гариком!
Отрицательно мотаю головой, умоляюще таращусь на вопросительно смотрящего на меня спасителя.
– Почему? – спокойно уточняет он, – он тебя ударил, может быть сотрясение…
Опять показываю, что не надо. Сжимаю пальцы в большой ладони взволнованно.
– Тогда в полицию. Заявление надо написать на попытку изнасилования.
Ох! А вот это уже совсем ни в какие ворота!
Если до этого я думала, что мне страшно, то сейчас понимаю, что до этого – вообще лайтовая версия была!
А вот теперь – да! Теперь страшно!
Не дай Бог, вообще кто-то узнает, как я по кустам с Гариком лазила! Меня же… На всю деревню…
А бабушка… Ей же плохо будет! У нее сердце… И спина…
Мужчина тащит уже меня к байку, а я упираюсь сильнее и дергаю руку из его ладони.
Он разворачивается. Смотрит вопросительно и грозно.
Опять мотаю головой, умоляя не делать ничего из того, что намеревается.
Он изучает меня пару мгновений, затем подходит ближе и говорит неожиданно мягко:
– Слушай, я понимаю, ты боишься… Но это – самый правильный путь, пойми. Ты – беззащитная, парень этот – настоящий подонок. Он должен получить по заслугам, понимаешь? Нельзя такое спускать. Никогда нельзя.
Но я упрямо качаю головой.
Мужчина пробует настоять, опять хватает меня за руку, намереваясь силой утащить к байку, но я начинаю отталкивать его и плакать. На меня накатывает настоящая истерика, похоже, позднее зажигание срабатывает, отходная волна после произошедшего.
Мой спаситель тормозит, рассматривает меня с недоумением. А затем, вздохнув, неожиданно привлекает к себе, обнимает, крепко, но бережно, щедро делясь своим теплом, своей силой со мною, маленькой и слабой.
Неудивительно, что я тут же утихаю и только всхлипываю беззвучно в его объятиях.
Трусь
