частей. Во‑первых, мы должны прикинуть, каковы будут последствия, если Залаченко заговорит. На наши головы обрушится вся проклятая конституционная Швеция. Нас уничтожат. Я думаю, многих служащих «Секции» ждет тюрьма.
– Но, с правовой точки зрения, наша деятельность легальна, мы ведь работаем по поручению правительства.
– Не болтай чепухи, – сказал Гульберг. – Ты и сам не хуже меня знаешь, что туманно сформулированная бумага, написанная в середине шестидесятых годов, сегодня ничего не стоит. Думаю, никому из нас не хотелось бы на своей шкуре проверить, что произойдет, если Залаченко заговорит.
Все снова умолкли.
– Стало быть, мы должны исходить из того, что необходимо заставить Залаченко замолчать, – подытожил Георг Нюстрём.
Гульберг кивнул.
– А для того, чтобы заставить его заткнуться, мы должны его подкупить, предложив ему нечто существенное. Но в том-то и дело, что он непредсказуем. Он с таким же успехом может «спалить» нас просто так, из вредности. Надо подумать, как мы можем его остановить.
– А он требует, чтобы мы помогли замять его дело и отправили Лисбет Саландер в психушку, – напомнил Юнас Сандберг.
– Ну, уж с Саландер мы как-нибудь справимся. Угрозу представляет сам Залаченко. И потом нам предстоит решить вторую часть проблемы – как ограничить масштабы потенциального ущерба. Заключение, составленное Телеборьяном в девяносто первом году, стало достоянием гласности и потенциально таит в себе не меньшую угрозу, чем Залаченко.
Георг Нюстрём кашлянул.
– Как только мы обнаружили, что заключение обнаружилось и попало в полицию, я принял меры. Я велел нашему юристу Форелиусу связаться с генеральным прокурором. Тот потребовал, чтобы у полиции отобрали все экземпляры заключения, и запретил распространять или копировать его.
– Что известно генеральному прокурору? – спросил Гульберг.
– Вообще ничего. Он действует по официальному запросу ГПУ/Без, ведь речь идет о засекреченном материале, и у генерального прокурора нет выбора. Он просто не может действовать иначе.
– Хорошо. А кто прочитал этот отчет в полиции?
– У них имелись две копии, которые прочли Бублански, его коллега Соня Мудиг и наконец, руководитель предварительного следствия Рикард Экстрём. Мы, пожалуй, можем исходить из того, что еще двое полицейских… – Нюстрём полистал свои записи, – некие Курт Свенссон и Йеркер Хольмберг, по крайней мере, знакомы с содержанием документа.
– Значит, четверо полицейских и прокурор… Что нам о них известно?
– Прокурор Экстрём, сорок два года. Считается восходящей звездой. Работал следователем в Министерстве юстиции, занимался несколькими резонансными делами. Старательный. Сосредоточен на пиаре. Карьерист.
– Социал-демократ? – спросил Гульберг.
– Вероятно. Но не слишком
