целую ночь изувер провёл рядом с её телом, периодически нанося удары.
– Сожители проверены? – спросил кто-то из чиновников.
– Проверен один, в день убийства он находился совсем в другом месте, чему есть подтверждения свидетелей. Второго найти пока не удалось.
– Может быть, он и скрылся из-за этого?
– Найдём – опросим, а сейчас ищем.
– Под какой фамилией убийца записался в гостинице?
– Николай Мишутин. Таких, согласно Адресного стола, в Санкт-Петербурге оказалось тридцать два, возрастом подходит двадцать один. С позволения Владимира Гавриловича я каждому из вас передам список, чтобы вы в своих частях проверили этих горожан, хотя надежды на то, что он представился своим настоящим именем, немного.
Чиновники по поручениям сыскной полиции были приписаны к тем или иным частям и имели приоритетную возможность вести дознание на своей территории.
– Но проверить всё равно надо, – подал голос Филиппов. – За две недели поисков у нас одна-единственная примета – длинные руки. Это всё, что мы с вами, сыскная полиция столицы, сумели разузнать. Если так пойдёт и дальше… – Владимир Гаврилович замолчал, покачивая головой. – Теперь ещё одна деталь: ни над первой, ни над второй не было совершено насилие…
– Насилие над такого сорта девицами… – начал было кто-то из чиновников, но Владимир Гаврилович скрипнул зубами.
– Да, ни над одной не совершено насилие, – повторил он.
– Таким образом, убийца хочет достичь другой цели, – опять поднялся Бубнов. – Запугать девиц?
– Не только девиц, – дополнил Филиппов, – всех горожан. Мол, что хочу, то и творю, и главное, что полиция мне не указ. Вот так, господа. Я более вас не держу. Если узнаете что-либо по делу, докладывайте в любое время дня и ночи. Мои двери для вас всегда открыты. Бубнов, будь любезен, задержись на минуту.
Иван Григорьевич не стал подниматься, когда расходились остальные чиновники.
– Что там сидишь? Давай ближе, – Филиппов указал на стул, стоящий у стола.
Бубнов пересел.
– Есть у меня одно соображение… – не слишком уверенно заговорил чиновник по поручениям, глядя в пол.
– Выкладывай, Иван Григорьич, выкладывай, сейчас всякое предложение дорого, даже самое неисполнимое.
Корнелий Адамович, вытирая руки белым бумажным полотенцем, повернул голову к старшему врачу полиции Стеценко.
– Сколько ни вижу убиенных, но каждый раз закрадывается мысль: чего ж не хватает извергам? Как они свою жизнь оценивают? А если их точно так же? Таким же способом? – поиграл желваками.
– Позволите? – Стеценко достал из портсигара папиросу.
– Да ради бога.
– Угощайтесь.
– Благодарю, но после вскрытия у меня нет особого желания.
– Девицу
