где находится сейчас ваше богатство?
– В начале Калашниковской набережной.
– Утопленница?
– Может быть, но мне доложили, что с резаными ранами на лице.
– Стало быть, ревность, – констатировал следователь.
– Вполне возможно, – подхватил мысль Петровского пристав. – За вами заехать?
– Если вам не трудно.
– Через четверть часа буду у вас.
Первым на место обнаружения женщины всё-таки прибыли полицейский Семёнов и Чиж с неизменным коричневым саквояжем. Полное имя доктора было Иосиф Корнелий Адамович. Он был родом из обрусевших поляков и поэтому предпочитал, чтобы его звали вторым именем вкупе с отчеством батюшки. Первое он недолюбливал – оно напоминало гимназические годы, когда сверстники подшучивали над ним. Он в удивлении вскинул брови:
– И где наши сыщики?
Ответом было молчание.
– Где наша утопленница? – доктор посмотрел на Семёнова.
– Вон там, – указал рукой полицейский в сторону стоявшего столбом сторожа.
– Веди, проводник.
Мёртвая женщина лежала на спине. Волосы ее уже высохли и казались теперь не такими тёмными, как раньше, когда были мокрыми. Но располосованное лицо и особенно белая от долгого нахождения в воде плоть щёк, лба, подбородка, шеи выглядела жутковато.
Пока доктор Чиж осматривал тело, подъехали на экипажах пристав со следователем и несколько полицейских, чтобы отгонять зевак от места предполагаемого преступления.
– Что нам скажет наш дорогой эскулап? – спросил пристав, поднёсший ко рту тонкий платок, хотя в утреннем воздухе расточался аромат свежести, к которому еще не примешивался запах тления.
Корнелий Адамович оставил без внимания слова господина Сакса и протянул Фёдору Григорьевичу то ли кошель, то ли мешочек из тонкой кожи размером четыре дюйма на шесть.
– Это было при ней.
– Что там? – полюбопытствовал пристав, выглядывая из-за плеча следователя.
– Сейчас же и узнаем, – Петровский со всей тщательностью открыл кошель, аккуратно достал из него промокшую книжицу, оказавшуюся документом, и начал читать. – Итак, настоящий заменительный билет выдан проститутке Анне Блюментрост, девице Эстляндской губернии…
– Тогда всё понятно, – губы пристава насмешливо изогнулись. – С «котом» что-то не поделила. Вот и разгадка.
– Может быть, – покачал головой следователь, – но я бы не подумал…
– Отчего?
– Девице только двадцать лет, прибыла в Петербург полгода тому, – и продолжил читать, с трудом разбирая слова: – «…двадцать лет, выдан на проживание в городе Санкт-Петербурге по первое февраля тысяча девятьсот десятого года взамен подлинного ея вида…» – ну и названия у них волостей, мне не разобрать. Впрочем, каким-то волостным правлением за номером четыреста пятнадцать, каковой вид хранится в канцелярии господина полицмейстера. По получении сей билет
