доконало. Никогда никто не спрашивал у него разрешения ни на что. За него всё решали, все были уверены (и мать, и отчим, и директор в школе, и тренер), что они знают всё за него, знают, как ему будет лучше.
«А он у меня такую мелочь спрашивает!» – благодарно думал Алёшка и, разглядывая Вадима, всё время спрашивал себя: «Почему он меня взял?»
И сейчас, ночью, эта мысль не давала ему уснуть.
«Вдруг я его сын? – думал Кусков. – Свободное дело. Мать меня не любит, отец не любит, наверное, я им не родной. Я – подкидыш. Вот он меня и узнал. А может быть, я похож на его жену, то есть на мою настоящую мать. А может, я его младший брат? Мы растерялись во время войны, а вот теперь нашлись». И хотя Алёшка прекрасно понимал, что никакой войны уже давно не было и родители не теряли своих детей, самые невероятные мысли и предположения роились в его голове.
Светлый сумрак северной белой ночи заливал огромную комнату с лепными потолками, загадочные лица смотрели на мальчишку из золочёных рам. В такой удивительной комнате можно было придумать всё что угодно, и Кусков размечтался.
«Конечно, – думал он, – Вадим не может сразу сказать: «Здравствуй, брат!» Ну и что, что он меня узнал, нужны документы про то, что мы братья или что он мой отец».
Они приехали из бара на машине. И Кускову было легко представить, как он сам на будущий год приедет на машине в школу. И как ребята в перемену выскочат, и обступят её, потому что машина будет обязательно иностранная, с длинным, как у корабля, корпусом и низкой посадкой, и, к удивлению своему, увидят Альку за рулём.
–
А, – скажет он, снимая такие же дымчатые, как у Вадима, очки, – привет! Хотите покататься?
И тогда все они, кто не разговаривал с Алёшкой, лопнут от зависти.
–
А вы всё учитесь? – спросит их Кусков. – Ну-ну… Я тут в Англию на соревнования ездил, вот эту машинку прикупил. Мы с Вадимом ездили…
–
А кто он?
–
Мой брат (или отец).
–
А кем он работает? – спросят Алькины одноклассники.
«Действительно, кем?» – подумал Кусков, разглядывая картины над диваном. Одна из них ему особенно понравилась: на тёмном фоне – человек в широкополой шляпе, в плаще и ботфортах. Он шёл по дороге и освещал себе путь фонарём.
Алёшка встал на диване, чтобы прочитать название на тусклой табличке.
«Одинокий путник, несущий свет» – было выгравировано старинными литерами. Алёшка, глянув в лицо одинокого путника, вздрогнул – это был Вадим.
«Как же так? – подумал Алёшка. – Картина старинная, а нарисован Вадим. А может быть, это его дедушка? Или прапрадедушка?»
Но рядом с этой старинной картиной висел уже совсем ни на что не похожий портрет. Вернее, в том-то и дело было, что он был похож и очень похож на автопортрет художника К. Брюллова, что нарисовал разрушение в Помпее.
Кусков видел этот портрет в Русском музее, куда их водили всем классом. Всё было как
