Заточив себя, как некий монах в келье на воде и хлебе, надеялся избавиться от части себя – найти выход. Он, оказывается, одного человека не любил. Во всех его отношениях, лежала воля другого человека, внутренняя сила другого, порой чужого человека; не чувствовал чужую боль, не воспринимал её и не мог облегчить. В диспансере, для него впервые другой человек стал дороже самого себя. Ему подумалось, что и для неё, он когда-то был, а возможно и остался дороже собственной жизни.
Его заперли. В потрясении от открытия, он забыл остров, дом, забыл и справедливость. Он ни о чём не хотел вспоминать и его словно забыли. Запертый щеколдой, охраняемый лабиринтом дверей и коридоров, он сидел затаившись: не мог стукнуть в дверь, не мог потревожить воздух голосом – не мог выйти в мир. Его должны забыть. Его и забыли, но не совсем. Дверь открылась, просили на выход. У стола сидела Нина Васильевна. Администратор, словно избавляясь от обузы, добродушно предложила ей «Забирайте. Ваш ещё ничего. У нас не такие бывают. Месяцами сидят. Не обойтись им без одиночки, чтоль?»
Нина Васильевна, думает арендовать гостиницу. В городе третий день. Обговаривала условия поставки мебели, и выпалила «Да тебя вот нашла. Там на острове, тебя в первый день не подняли на вилы, а сейчас будь там, не уберёгся бы от собственных похорон. Соседи, забрали наш бот прямо от пирса. Требуют возмещения за ремонт. Крутят видик: бот, таранит борт их шхуны. Посёлок на ушах». После услышанного, по-видимому непонятого им, он покорно пошёл следом. Она купила билет и не отходила от него весь путь. Она, твердила ему – Нельзя сворачивать начатое, нельзя обманывать людей. Там, на острове ещё остались те, кто верит в тебя, ты не можешь их бросить, ты не имеешь права остановиться. У тебя там строится дом. «У тебя там дом» вернуло его к способности понимать, вернуло к цели. Он, остров и справедливость не разделимы – медленно возвращалось в него.
v
Прозвучавшие слова Нины Васильевны, «Виден остров», окончательно вернули Енокентия в реалии происходящего. Он поднялся в рубку капитана, в бинокль, внимательно осмотрел берег. Он боялся возвращения, боялся повторения необузданности толпы, повторения бунта. Признаков – «Посёлок на ушах» он не нашёл. Солнце клонилось к закату, по улицам изредка проходили жители, на пирсе стояли готовящейся к посадке, несколько встречающих. Енокентия ожидал посыльный, с просьбой зайти в Администрацию.
В зале заседаний сидело не более десятка человек. Глава, повторил изложенное Ниной Васильевной об уведённом боте, и добавил «Через час назначено расширенное заседание, с представителями общественности». Собравшиеся, вовсе не собирались зажарить Енокентия на вертеле. Говорили вполголоса, украдкой смотрели в его сторону. Когда зал заполнился, глава попросил высказаться, внести предложения. Предложений не было. Никто не знал что делать: вернуть бывший статус, значит вернуть и ежегодную отсыпку набережной,
