на вас. Когда вы ушли, подумала, что неправильно меня поймете, вот и решила спуститься, чтобы заверить в своей дружбе.
Девушка догнала его и теперь стояла совсем близко, смущенно теребя кружевные манжеты.
– Добрая, милая Эвис! – отозвался Джоселин и, распахнув объятия, запечатлел на пылающей щеке поцелуй, ничуть не менее эмоциональный, чем тот, который сам получил по приезде.
– Дорогая моя подруга, прости мне невольный промах. Скажи, что не обижаешься! Ну же, скорее! И тогда я произнесу те слова, с которыми ни разу не обращался ни к одной представительнице прекрасного пола: «Готова ли ты стать моей женой?»
– Ах, но мама говорит, что я для вас лишь одна из многих!
– Нет, милая. Ты знала меня в пору юности, а другие не знали.
Постепенно Пирстону удалось преодолеть возражения Эвис. Хоть она и не дала немедленного согласия, все же пообещала подумать и встретиться позже. Через некоторое время Эвис сдержала слово, и давние друзья вместе пошли к южной оконечности острова, которую местные называли Клювом, так как скала здесь опасно нависала над таинственной пещерой под названием Ущелье Дьявола, где море ревело и бесилось точно так же, как в те дни, когда они приходили сюда детьми. Чтобы поддержать спутницу, Джоселин предложил руку, и Эвис приняла помощь – впервые как дама и в сотый раз как подруга.
Они побрели к маяку, где обычно проводили время, и просидели бы там до темноты, если бы Эвис не вспомнила, что вечером должна декламировать стихи со сцены в Стрит-оф-Уэлсе – первой деревне при входе на остров, которая теперь очень старалась стать пусть и крошечным, но все-таки городом.
– Декламировать стихи! – удивленно воскликнул Джоселин. – Разве можно представить здесь другого декламатора, кроме того, которого слышим постоянно: никогда не умолкающего моря!
– О, мы здесь стали очень интеллигентными, особенно зимой. Только прошу, Джоселин, не приходи на выступление. Если увижу тебя, непременно собьюсь, а хочется прочитать не хуже других.
– Если не желаешь меня видеть, не приду. Встречу на выходе и провожу домой.
– Да! – глядя ему в лицо, радостно воскликнула Эвис. Теперь девушка выглядела абсолютно счастливой, а ведь в день его приезда трудно было даже представить, что все сложится так хорошо.
На восточном берегу острова молодые люди расстались, чтобы артистка не опоздала к назначенному времени. Пирстон вернулся домой, а когда стемнело и настало время встречать Эвис, направился по средней дороге на север, в деревню Стрит-оф-Уэлс.
На душе было тяжело. Он так давно и хорошо знал Эвис Каро, что испытывал к ней не столько любовь, сколько теплую дружбу, поэтому импульсивно сказанные утром слова пугали вероятными последствиями. Дело не в том, что между ними могли встать те светские, утонченные дамы, с которыми Джоселин последовательно водил близкое знакомство: сознание оставалось свободным от предположения, что кумир его фантазии представлял собой неотъемлемую часть той конкретной личности, в которой пребывал некоторое – будь то долгое или короткое – время.
