способно любые болячки исцелить. Так что я искренне верю, что и на новый год приду, и на восьмое марта. И в следующем году тоже!
– Ясно, не жили богато, и не стоит начинать, – по-своему понимает мою исповедь мама Вера. – Оставила уже след, Вась.
Она улыбается и протягивает мне пакет, из которого вытаскивала шапку. Там очевидно еще что-то осталось.
– Машуня говорила, что ты ей снишься. Счастливая. Так что все хорошо будет, – подбадривает.
Принимаю пакет и, чмокнув маму на прощание в щеку, спешу сбежать из своего бывшего дома на улицу.
Заглядываю в кулек, и вытаскиваю из него несколько листов бумаги. В свете уличного фонаря, могу разглядеть детские рисунки, что каждый раз для меня рисуют малые. Вроде в благодарность за новые наряды.
Один рисунок особенно привлекает мое внимание, потому что на нем изображена… скорее всего я. Судя по тому, что на персонаже этой картинки тоже красная гномья шапка, – очевидно мама Вера похвасталась воспитанникам, какой подарок приготовила для меня. А рядом с этим гномом огромный крокодил, почему-то с крыльями. Гном с крокодилом держатся за ручки, что в детском исполнении представляют собой пучок «пальцев» на веточке. И в довершении всего, вокруг этой парочки, голубые точки, будто кто-то просто чихнул краской на этот шедевр.
Это наверно Манюня, засранка, расстаралась. Она мне вечно жениха подобрать пытается. Маленькая, а ушлая какая – жуть!
Интересно, так себе нынешние детки представляют идеальный брак: гном и крокодил?
Смеюсь, скручивая рисунки в трубочку, и засовывая их во внутренний карман своей дутой ветровки.
Сворачиваю за угол здания. Темно уже совсем. Но я пробираюсь вдоль стены на задний двор, где под старым дубом притаилась смастеренная когда-то давно детишками будка.
Меня встречает худющий как велосипед высокий двортерьер.
– Ну, привет, Маршал! А где остальные?
Пес, радостно виляя хвостом, провожает меня до своего дома. Иду за ним, уже не полагаясь на зрение. То ли и правда так темно, то ли меня уже и зрение подводить начало.
Фу, аж голова кружится…
Спотыкаюсь буквально на ровном месте и запутываюсь в собственных ногах. Понимая, что падение уже неизбежно, выставляю перед собой руки, и щурюсь, в ожидании удара.
Ой!
Кажись, я кого-то придавила. Под пальцами ощущается холодная кожа. Замерзли видать песели мои.
Так, а почему собственно собака-то лысая?
Наконец приоткрываю один глаз и… открываю второй, посчитав, что первый-таки ошибся, с распознаванием картинки.
Мужик.
Мои руки так уверенно покоятся на его обнаженной, и надо сказать весьма такой внушительной, груди, что становится немного неловко. Хотя чего там руки. Технически я на полкорпуса улеглась на бедолагу.
Неужто зашибла? Иначе чего он не шевелится?
Или он тут
