он его тоже не приносил. Вероятно, этим делом должны были бы заняться районные органы, но события развёртывались с такой быстротой и катастрофичностью, что местные власти совсем растерялись и многие свои обязанности выполняли очень нерасторопно.
Речь И. В. Сталина, произнесённая им 3 июля 1941 года, была в этот же день напечатана во всех центральных газетах и дошла до таких мест, как станица Александровка 5 июля; правда, до этого слушали её в клубе по радио. При несовершенстве тогдашней радиотехники удалось услышать только отрывки, они произвели не очень сильное впечатление. Но когда Борис Яковлевич прочитал эту речь в газете полностью, он, как и многие его современники, начал понимать, что опасность, нависшая над советским народом, советской властью и страной, действительно огромна. И если уж сам Сталин говорил о её грандиозности и необходимости мобилизации всех народных сил на разгром врага, значит, действительно это должно быть сделано. И Борису Яковлевичу, так же, как и многим другим, казалось, что настоящий отпор врагу может быть дан только там, на фронте, непосредственно в армии.
Он – опять же, как многие другие – не понимал, что работа в тылу в этот тяжёлый для страны период не менее ответственна и важна, и потому всеми силами своей души стремился на фронт – туда, где рвутся снаряды, где льётся кровь.
Борис ни на минуту не задумывался над тем, что же будет с его довольно большой семьёй, если он уйдёт в армию. Он был совершенно уверен, что советская власть её не оставит, надеялся на работоспособность и силы жены, и, наконец, твёрдо считал, что именно там, на фронте, он может защищать свою семью как нужно.
Хотя вот уже семь лет Алёшкин формально числился беспартийным, в глубине своей души он считал, что это величайшая несправедливость когда-нибудь будет исправлена, и что всё равно он всем обязан партии, и потому партийные решения для него являются так же обязательны, как и для того, кто носит партийный билет в кармане. А уж если речь идёт, по выражению Сталина, о самом существовании советского государства, советской власти, то он должен быть в первых рядах её защитников.
Поздно вечером, лёжа в постели, он поделился этими мыслями с женой и, как всегда, получил полную поддержку с её стороны.
Он полагал, управившись немного в больнице, где дел тоже накопилось порядочно, числа 7 июля выехать в Майское, привезти очередную партию медикаментов и поговорить с военкомом о своём рапорте. Между прочим, об этом он Кате пока не сказал ничего. Но неожиданно всё изменилось.
Ранним утром 6 июля 1941 года к Алёшкину, он был в это время в больнице, явился нарочный и вручил ему повестку с приказом прибыть в военкомат, имея при себе сменное бельё, кружку, ложку, полотенце, мыло и зубную щётку, перед этим оформить расчёт по месту работы.
Днём Борис постригся в парикмахерской наголо, а Катя в это время собрала необходимые вещи. Всё было уложено в старенький фанерный чемодан, и около двух часов дня на машине Крахмального завода муж и жена Алёшкины приехали в Майское. Уже через полтора часа,
