Но он порождает какое-то невероятное количество страхов – он простудится, упадет, будет плакать, подавится, испугается, уронит, не будет дышать, устанет, не заснет, заснет невовремя, собьет режим, станет нервным. Эти страхи чисто женские, может, гормональные, может, еще какие-то, но чисто женские. И именно они делают из тебя какого-то другого человека.
Появление этих страхов делит семью. Еще вчера вы с мужем были заодно, а уже сегодня тебе начинает казаться, что он то ли против, то ли просто сам по себе. Он хочет пойти в выходные гулять, как будто ему плевать, что у ребенка насморк, как будто он не видит наперед, что сопли приведут к кашлю, кашель к бронхиту, а бронхит к бессонным ночам, нервам, слезам. И он хочет уехать вдвоем куда-нибудь, как будто ему плевать, что ребенок на два дня останется с бабушкой, один без мамы. И то, что ты мать ваших общих детей, начинает существовать как-то отдельно от того, что ты его жена.
До того как выйти замуж, я довольно долго жила одна и очень это любила. Любила смотреть одна кино, читать книжки, бродить по квартире, думать о чем-то, заниматься какой-то своей ерундой в одиночестве. Совершенно мне никогда не хотелось, чтобы муж все время был со мной, чтобы он никуда не ходил и мы бы были неразлучны (хотя, как я уже сказала, нам недолго пришлось жить вдвоем без детей). Но в какой-то момент именно из-за того, что мной овладело бесконечное количество страхов, а им – нет, меня стало раздражать, что он не бежит с работы домой в шесть часов вечера, что он иногда куда-то уходит, что его не тревожит все то, что тревожит меня. Что он иногда даже не знает, где находятся его дети и какая у них в данную минуту температура, если они болеют. Или остается с детьми, но делает это как-то бестолково – едят не то, не играют, смотрят в компьютер, закидывают все игрушками, не занимаются полезным, развивающим.
И вот однажды муж надолго уехал, и я осталась одна с двумя детьми, кошкой и собакой. Самым сложным во всей этой схеме стал выход с собакой утром по выходным, когда няня не приходит, а дети неожиданно заболели (как будто они когда-нибудь болеют ожиданно). Про все остальное, надо сказать, я очень быстро перестала волноваться: ну и что, что дети останутся с бабушкой, бебиситтером, что Яша проснулся ночью (как проснулся, так и заснет), что у Левы сопли (не значит же это, в самом деле, что мы в выходные будем заперты в четырех стенах и не пойдем гулять). Самым святым стали мой сон и моя кровать – мне кажется, это вообще самое святое в жизни молодой матери. Да и не очень молодой – тоже. Я жестко сказала, что никто не спит в моей кровати и никто не беспокоит меня до десяти утра. Лева даже научился как-то через раз определять по часам, когда наступает десять, а Яша, конечно, разносил квартиру за время одинокого бодрствования, зато всего полчаса уборки – и ты выспавшаяся довольная мать. Надо сказать, это был один из самых отрезвляющих опытов – стоило выспаться, и у меня очень быстро обратно отрос инстинкт самосохранения, который, видимо, в обычной жизни был полностью разрушен и подчинен страхам за детей. Я поняла, что не была ни женой, ни матерью, я собой не была.
