советским к новой волне равноправных браков, где все самостоятельны, независимы, эмансипированы, свободны и ходят к психологу, то про модель “дети – родители” ничего не понятно. Когда-то были “маменька”, “папенька”, родительская воля, благословение, послушание – в общем, как с религиозным браком: кому повезет, кому нет, но хотя бы модель понятна. А теперь что?
Понятно только, что у любых детей рано или поздно появляется довольно много претензий к собственным родителям. Более открытые и живые – к матери: кто тебя просил меня рожать, кто тебя просил сидеть со мной, лучше б работала, зачем ты всю жизнь работала, не пытайся дружить с моими друзьями, вот та мама всегда с нами дружила, а ты только суп варишь. С отцами все как-то запутанней: считается, что у отцов с сыновьями часто конкуренция, сын пытается оправдать какие-то надежды, что-то доказать, отец пытается что-то через сына компенсировать. В общем, сыновей хотят почти все мужчины, но никто не знает, что с ними делать.
Возможно, потому что у меня два мальчика, мне кажется, что с девочками все проще. Есть все-таки какое-никакое представление. Девочка – она всегда остается в семье, ее дети тоже более-менее всегда остаются в семье. У девочки могут быть с матерью самые близкие отношения или хорошие – степень их откровенности может быть какой угодно. А отец, например, просто должен считать ее самой красивой, умной и достойной лучшего, отпугивать всех ее ухажеров, чтобы в итоге рыдать на свадьбе, что она выросла, а потом тихонько выпивать с ее мужем, мол, ну я-то тебя понимаю.
А с мальчиками-то как? Я, конечно, хочу, чтобы мы были очень-очень близки и они все-все мне рассказывали, чтобы они знали, что никакая жена не полюбит эту гигантскую попу так, как когда-то любила ее я, никогда она не прижмется к ней так ласково щекой, я уж не говорю о других частях тела. В то же время я понимаю некую болезненность этого моего желания. Что-то из “Обещания на рассвете” Ромена Гари и анекдотов про аидише маму: “А что я? Я сейчас лягу и умру”. Но мне непонятно, на какую адекватную модель поменять это свое желание. Есть только картинка: молодой красавец-сын ведет немолодую маму под руку, и все умиляются. Но ведь из этой картинки ничего не ясно!
Хочу ли я, чтоб они мне рассказывали о своих личных проблемах? Конечно! Хочу ли я, чтобы мой муж рассказывал о своей маме, – господи, нет! Хочу ли я, чтобы, если они попробовали наркотики, они бы мне об этом рассказали? Конечно, тогда я смогу нарассказать им ужасов, и запретить, и запереть дома, перевести в другую школу и отправить к врачу. Но ведь они мне расскажут, только если будут знать, что я не запру их дома. Хочу ли я быть клевой мамой, с которой дружат все их друзья? Конечно. Но тогда в каком-то возрасте они станут меня стесняться, потому что я буду дружить с их друзьями и подружками, а они захотят запереться с ними в комнате и прыщаво шутить. Хочу ли я, чтобы они приводили ко мне своих подружек? Конечно. Тогда я смогу манипулировать ими таким образом, чтобы противные дуры больше не приходили; но приведут ли они в таком случае следующих? Хочу ли я, чтобы они меня берегли? Конечно,
