И о чем же ты поёшь Винсент?
Воткнула наушники и прикрыла глаза, вслушиваясь в не самую качественную и явно не студийную запись. Вот подбадривающие крики толпы, вот разладное звучание гитары, голос хрипловатый, надломленный, отчаянный, пробирающий до мурашек.
Я придумал тебя
И поверил в обман.
Но реальность так зла, придушила змеёй,
Прикопала землей
Воспоминания,
Которых нет.
Их нет.
И я диким зверем рычу
В своих песнях кричу.
Так услышь же мой крик,
Пока он не стих.
Нана…
Сорвала с себя наушники и отбросила их на коврик, как ядовитого гада. Хватит с меня на сегодня Винсента Вестерхольта и его фокусов. Не буду я играть в его игры. Сползла обратно под воду, и уже из моей груди вырвался крик и устремился наверх пузырьками.
Шайла вломилась в комнату.
– Лена, ты в порядке?
Вынырнула откашливаясь мыльной водой.
– Да. Отвратительная музыка у этих Паранормальных, или как их там.
– Парамнезия, – поправила подруга и подняла плейер с коврика.
Из наушников все ещё раздавалось пение Винса. Чтоб его.
– Без разницы. Ни петь, ни играть не умеют. Разве такой должна быть музыка?
Шай протянула мне халат и снисходительно покачала головой.
– Бормочешь, как наш балетмейстер. Он тоже ворчит на все кроме классики, если бы узнал, что я выбрала дополнительным курсом современный танец, его бы паралич разбил. Старый консерватор!
– О, считаешь, что такая же как герр Вагнер, – я наигранно обиделась.
– Ты хуже. Вагнер хотя бы не такой ханжа и способен оценить другие танцевальные коллективы даже сквозь призму своего самомнения.
– Ханжа, самомнение, – продолжала бурчать я, повязывая пояс халата вокруг талии. – Как ты ещё меня обзовёшь, Шая?
– Лицемерка, – с улыбкой добавила соседка.
– Вот как?
– Кто если не лучшая подруга скажет тебе правду, – она показала мне язык. – Пока ты отмокала, я посмотрела видео вашей с Винсентом дуэли.
– О, Великие Музы, это уже попало в эфир?
Шайла кивнула.
– И это прекрасно, Лена! Ты в жизни лучше не играла. Обычно твои выступления слишком… – она слегка замялась, подбирая нужные слова, и я первой пришла ей на помощь.
– Унылые и безэмоциональные, – повторила я слова Вестерхольта, и подруга закусила губу.
– Я хотела сказать слишком… выверенные. Чистая математика. Это не плохо, я сама раньше считала, что танец это четкие линии, фиксация. Но Велие Музы ждут от нас другого.
– Никто не может знать, чего они ждут от нас. Музы молчат.
Я уже хотела было шагнуть
