носить резиновые сапоги, а не в туфельках фигурять! Поняла теперь правду народной жизни?
– Пошел ты тоже!
– Клубнику-то хоть спасла?..
Препираясь, они вошли в подъезд, и лифт сразу же распахнул створки, как будто поджидал их.
Маня все ругалась, переступала мокрыми, грязными ногами, рассматривала их и пыталась отряхнуть. В лифте сразу стало грязно, как на скотном дворе.
Странное дело, дверь в квартиру Екатерины Митрофановой оказалась приоткрытой, как будто тоже их поджидала.
Писательница Поливанова тут же полезла внутрь, продолжая бурно проклинать «недоумков и придурков», а Стрешнев притормозил.
– Кать, это мы! Ты представляешь, нас какой-то идиот на машине только что чуть не убил!.. Ка-ать! Ты где?! Чего у тебя дверь нараспашку?! – орала Маня.
Потом вдруг хрипло хрюкнула, и все смолкло.
Стрешнев ринулся вперед.
Алекс вышел из перехода и долго озирался, не понимая, куда идти.
…Деревня Юрьево или деревня Козлово? Налево или направо?..
Анна Иосифовна, да благословит ее бог, по телефону подробно растолковала ему, как добраться, и даже не спросила, для чего ему так срочно понадобился адрес Екатерины Митрофановой, и он, пристроившись на лавочке в метро, подробно все записал, только теперь никак не мог найти бумажку, на которой записал!..
Конечно, Даша права. Он сумасшедший, и его выходки невозможно терпеть нормальному человеку. Особенно близкому, которому есть до него дело!
…А Даше есть до него дело?.. Или когда-нибудь было?..
Дождь накрапывал, асфальт блестел тусклым масляным блеском, отсветы фар качались, надвигались и пропадали у него под ногами. Должно быть, не имело никакого смысла ехать так поздно, да еще без предупреждения, в дом к почти незнакомому человеку. Следовало завтра утром позвонить и договориться. А еще нужно было внимательно выслушать, как именно ехать, и бумажку с разъяснениями тоже терять не следовало!..
Но оставаться дома он не мог. Не мог, и все тут! Ненасытные змеи сожрали бы его, и Дашу заодно, а этого никак нельзя было допустить. Он и так слишком виноват перед ней.
Владимир Береговой был настроен не на шутку решительно, и Алекса это встревожило. Чего бы там ни наделала мадам Митрофанова, как бы ни была несправедлива, взрослый уравновешенный человек вряд ли станет по этому поводу орать в трубку: «Я убью ее!»
Впрочем, если орет, значит, вряд ли убьет!.. Настоящая ненависть… тиха. Алекс знал это точно.
Он шел наугад, наступал в лужи, в ботинках хлюпало и даже плескалось. Он вдруг подумал, что ему хочется заболеть, как в детстве, и болеть долго и сладко – чтоб мама поила клюквенным морсом и еще какой-то вкусной штукой, сваренной из шиповника, меда и лимонных долек. Чтобы вечером пришел с работы отец, пахнущий улицей, курткой и чужими людьми, присел к нему на диван и выложил на плед подарок – новую пожарную машину, непременно красную и с выдвижной лаковой лестницей, или книжку про пиратов с каравеллами,
