И сейчас в одиночестве стоял на носу корабля, оперевшись на ограждение и смотря на море.
Зачем я вызвался в Ирак, да ещё и в самое сердце его Ада? Зачем мне эта чужая война?
Для наёмника вопросы по меньшей мере странные. Но я всегда был и оставался очень странным наёмником. Принцип наёмников во всех времена «я воюю за деньги, так что платите мне, мать вашу». Меня деньги почти не интересовали, потому как я прекрасно знал, что на самом деле они – ничто. Действительно ничто, которое не обладает приписываемым им всемогуществом.
Ну, много у тебя денег и что? Что ты с ними сделаешь – купишь всех? И потерянную любовь, и ушедших близких, и бессмертие?
Тогда, может быть, я пытаюсь таким образом утолить свою жажду к авантюризму? Тоже мимо – им я страдал лет в пятнадцать. И нет у меня никакой адреналиновой зависимости – я не боюсь прыгать с парашютом, но и особого наслаждения не испытываю.
И убивать я тоже не люблю. Нет, пожалуй, мне нравится ощущение торжества и превосходства, когда в бою ты, а не тебя, но убийства сами по себе мне претят. Да, врагов нужно убивать, но не все кругом враги.
Так что же я забыл на этой чужой войне?
Ничего не забыл. Но очень стараюсь это сделать, очень стараюсь не вспоминать. Отупить свой мозг и память серой рутиной самой тяжёлой работы, что только можно представить. Эта работа – очень тяжёлая, очень паршивая и совсем неромантичная.
Нет романтики в том, чтобы сутки сидеть по горло в болоте, ожидая, пока вражеские патрули не уберутся восвояси. Нет романтики часами жариться или, наоборот, промерзать до костей, мечтая лишь о лишнем десятке патронов. Тащить на себе под огнём раненого, который весит ничуть не меньше тебя, или бежать километр за километром в полной выкладке…
Ни хрена это не романтично. Утомительно это всё и грязно. И это не говоря уже о том, что кровь очень плохо отмывается. Как с одежды, так и с души.
…На краю зрения внизу в воде что-то промелькнуло.
Я повернул голову и слегка прищурился, напрягая зрение в опускающихся сумерках…
По воде мимо нас неторопливо продрейфовал чёрный шар, покачивая торчащими в разные стороны пятью короткими усиками-антеннами.
Странно, но почему-то я совсем не испугался. Да, это было абсолютно неправильно, но мной овладела какая-то странная задумчивая меланхолия. Ну, подумаешь – морская мина примерно образца начала двадцатого века, которая способна своей сотней килограммов взрывчатки утопить наше корыто… Эка невидаль…
Но спустя пару секунд разум всё-таки победил, и я, надсаживаясь, заорал во всю глотку:
– Мина по правому борту!!!
Народ на нашей посудине подобрался всё-таки тёртый – ни паники, ни лишней суеты не было. Но все тут же похватали оружие и высыпались на палубу, и, кажется, только я один как стоял, так и оставался стоять на месте.
А чего рыпаться?
Этот
