удовольствием. В квартире порядок. До свидания. Буду в вашем поселке, обязательно сниму квартиру у вас.
Гамсадзе отключил телефон, протер трубку, положил на рычаг старого аппарата и усмехнулся: «Знала бы старая карга, какой из меня прекрасный сын».
Но деньги отсчитал все и, оставив ключи, вышел в подъезд, захлопнув за собой дверь. В 7.00 он уже был в том же переулке, откуда выезжал вчера на встречу с Назаром и по которому возвращался домой. Этот проулок был очень удобен, ни одной калитки, выходящей в него, зато много кустов и деревьев, а у поворота на пустырь небольшая площадка, будто кто-то специально сделал ее для стоянки машин. Впрочем, возможно, так оно и было. Закрыв «Ниву» и соблюдая меры предосторожности, он не спеша прошел к покосившемуся забору участка Алтунина. Обошел его и встал за развесистой ивой, откуда ему был виден и дом, и двор, где находились боевики группы Назара. Посмотрел на часы. До начала главных действий еще полтора часа, но ничего, он подождет. Гамсадзе умел ждать, это не было для него в тягость.
В доме же первым проснулся Алтунин. Стал спускаться с печи и наступил на Назарова.
– Ты чего, Федька? – вскочил тот.
– В сортир мне надо, мочи нет.
– Пойдем!
– Я че, один не смогу?
– Сможешь, но и мне надо в туалет.
– А! Голова-то как трещит! Перебрал вчера. Нальешь опосля?
– Налью. Как не налить на прощание?
– А бабки?
– Ты же в сортир хотел.
– Бабло важнее, – переминаясь с ноги на ногу, проговорил Федор.
– Будет тебе все!
– Ну, лады, побежал. – Он пулей вылетел из дома и закрылся в туалете.
Вернулся Федька бледный, как поганка:
– Фу, сука, вывернуло всего. Да еще желчью. Давно так не блевал.
– Налить?
– Он еще спрашивает. Но немного. Первую пару стаканов вынесет наружу, по опыту знаю, хорошо, если третий провалится.
– У тебя целая наука, как похмеляться в экстремальной ситуации.
– Было бы чем, а похмелье собью.
Назаров достал из дорожной сумки Гавриленко бутылку водки. Федор поставил на стол стакан, выложил начатую пачку «Примы».
– Хватит? – спросил Виктор, налив в стакан граммов сто.
Федор кивнул, опрокинул в себя водку и сжался, сложив руки на коленях. Его сотрясали рвотные позывы, но он терпел. Правда, недолго, сорвавшись с места, кинулся к помойному ведру.
– Первая вылетела, мать ее, – вернувшись, пробурчал он и налил себе еще граммов сто двадцать.
И вновь его вырвало. И в третий раз тоже. Только после последних в бутылке сто граммов он икнул и облегченно вздохнул:
– Провалилась! Теперь будет ништяк, давай, Витя, второй «пузырь», надо закрепить успех.
Назаров не жалел водку, и уже через час Федька свалился с табурета на пол.
– В хлам, то, что и надо. Положить его на лавку? – усмехнувшись, спросил Гавриленко.
– Пусть лежит, где лежит, не
