С утра ничего не ел… Там вкусно готовят, ей-богу – не вру.
«На кой ты ему сдалась? – задается вопросом Лёлька. – Старая да глухая».
– А пирожки с ливером вы любите? – не отстает Дмитрий.
На глаза Лёльки неожиданно наворачиваются слезы.
– Некогда мне, Дмитрий. Тороплюсь я, – лепечет Лёлька.
– Ась? Говорите громче – я плохо слышу, – говорит мужчина и прижимает руку к груди, словно извиняясь.
И тут Лёлька вдруг забывает, что буквально пару минут назад пыталась куда-то бежать. Взглянув внимательнее, она замечает за ухом мужчины такую же коробочку слухового аппарата, как и у нее. Лёлька дотрагивается рукой до своей заветной коробочки и громко заливисто смеется.
Дмитрий оторопело смотрит на Лёльку и тут же становится серьезным, обиженно поджимая нижнюю губу. Лёлька понимает, что сейчас произойдет непоправимое – Дима уйдет из ее жизни так же, как когда-то ушел отец.
Лёлька хватает Дмитрия за руку:
– И у меня! Гляди-ка, и у меня – такая же!
Лёлька быстрым и выверенным движением выуживает из прически шпильки – все до единой.
Две небольшие косы падают на плечи, выдавая Лёлькин секрет. Дмитрий берет женщину под локоть и уверенным шагом ведет в столовую…
Лёлька вернулась домой далеко за полночь. Мать дремала за накрытым столом, по-видимому, давно. Яйца вкрутую, пол-литра медовухи, чашка свежих помидоров…
– Чево не спишь? – спросила Лёлька осипшим вдруг голосом.
– Гляжу, загуляла ты, девка. – Татиана долгим взглядом смотрит на дочь.
Лёлька, не говоря ни слова, опустилась на табурет.
– Значит, вечерять будем. – Мать плеснула по рюмкам медовухи.
Лёлька залпом осушила рюмку браги, посидела тихо, прислушиваясь к теплу, разлившемуся где-то около сердца.
– Как звать-то?
– Дмитрием.
Мать глянула строго, из-под бровей, потом вдруг крепко обняла Лёльку, притянула к себе, поцеловала в холодный лоб. Потому как непривычна была Татиана к ласкам да телячьим нежностям. Потому как не было у нее времени на эти самые нежности, и выгорели они у нее давным-давно, как и не бывало… А то, что бывало, – давно быльем поросло…
Лёлька забралась на остывшую к утру печь, укрылась овечьим полушубком и провалилась в сон. И снилась Лёльке родная урема, земляничные поляны и бескрайние поля пшеницы. А по этим полям, громыхая колесами комбайна, навстречу Лёльке ехал Дмитрий.
– Здравствуй, Олюшка-а-а! – кричал Дмитрий.
– Здравствуй, полюшко-о-о, – слышалось Лёльке.
– Здравствуй, мил человек…
И слышали они друг друга так же хорошо, словно находились совсем близко, рядышком. Ни шум комбайна, ни свист ветра, ни шелест пшеницы – ничто не могло заглушить поселившейся в душе радости.
Ибо имеющий уши – да услышит.
Странная Саша
Саша странная, а странных у нас не любят. Как можно любить пришельца из космоса,
