реченье горловою течью.Овидию предписано молчать,
А он бы оценил метаморфозы,
Нельзя латынь с гламурами венчать,
Ложесны вожделея, славить розы.
Глорийские зерцала тяжело
С небренными тенями расстаются,
Где лядвия девичьи и весло,
Над панною привратники смеются.
Не сталось бледноогненных чернил
И вечность мы слезой переменили,
Царь-колокол тогда не презвонил,
Хоть звон его архангелы тризнили.
Нас предавшим вселенская хвала,
Да будет исполать родам их черным,
Пускай от гнилоядного ствола
Чадят века дыханием тлетворным.
Доселе алебастровый горит
Морок над славным городом Петровым,
Лишь Риму и положен лазурит,
Вспоенный червным золотом суровым.
Что, Лютер, твой путрамент голубой,
Чернильницами весело ль бросаться,
Когда мерцает бездна под тобой
И стоит разве жизни опасаться.
Зачем стремились к эллинским постам —
Условья здесь предложены иные.
Расстрельных опознав по лоскутам,
Свинец ложится в звезды теменные.
Ложись и ты, захлопнет вечность дверь,
В раю блуднице встретится мнемоник,
И мытари приидут, чтоб теперь
Пытать уста лузгой губных гармоник.
Всем выдано гробовое сукно,
Зашли в тылы безжалостные алы,
Пророчествовать поздно и грешно,
Соль наших слез утоплена в подвалы.
По виселицам гнилью полоснет,
Сокроет снег хоругви и шеломы.
Падь с абрисами ломкими блеснет,
Ея навек проточат буреломы.
Что честь блюли – все списано в запас,
И смерть не утолит уже печали,
Архангелы одни оплачут нас,
Которым строфы с кровью посвящали.
«Мы, Господь, о всенощной влачились…»
Мы, Господь, о всенощной влачились
На Твои голубые огни,
Туне мглы чернокрылые тлились —
Литании ль загасят они.
Вновь гремят и гремят царезвоны
И серебром пылает Звезда,
Василисы, до тех Персефоны
С псалмопевцами были всегда.
Но теперь и венцы наши тратны,
И сбирают пиры не для нас,
Васильки лишь могильные знатны,
Сиротливый не блещет Парнас.
Ах, еще здесь квадриги проскачут,
Этих литий нельзя отслужить,
И о мертвых орфеях восплачут
Преалкавшие в терние жить.
Черное веселье
Скотный двор миновала телега,
Мимо вдавленных в плошки щетин
Синих глазок в село имярека
Повезла. Странник ли, селянин?
Резв осел золотой, на просторе
Снег борейский холмист и глубок,
И дубравы темнеют во горе,
И Отчизне угоден лубок.
Две
