я, конечно, снова явился в театр. Увидев меня, он низко поклонился и бросился уверять, что я щедрый покровитель искусства. Он самый отвратительный невежа, но питает необычайную страсть к Шекспиру. Однажды он с гордым видом сообщил мне, что пять его банкротств произошли исключительно по причине приверженности к творчеству «Барда», как он неизменно его называет. Вероятно, он счел это достойной причиной.
– Так и есть, дорогой Дориан, это весьма достойная причина. Большинство становятся банкротами, слишком много вложив в прозу жизни. Разориться на вкладах в поэзию – большая честь. Но когда ты впервые заговорил с мисс Сибил Вейн?
– В третий вечер. Она играла Розалинду. Мне все же пришлось пойти за кулисы. До этого я бросил ей цветы, и она на меня посмотрела – во всяком случае, мне почудилось, что посмотрела. Старик-еврей продолжал настаивать. Похоже, он решил во что бы то ни стало отвести меня за кулисы, так что пришлось уступить. Тебе не кажется странным, что мне не хотелось с ней знакомиться?
– Нет, не кажется.
– Но, дорогой Генри, почему?
– Скажу когда-нибудь потом. Сейчас я хочу услышать про девушку.
– Про Сибил? О, она такая застенчивая и нежная. В ней есть что-то детское. Когда я высказал свое мнение о ее игре, она широко открыла глаза в столь очаровательном удивлении, что мне показалось, будто она совершенно не осознаёт силы своего таланта. По-моему, мы оба очень нервничали. Старик-еврей, улыбаясь, остановился в дверях ее пыльной грим-уборной и разглагольствовал о нас обоих, а мы стояли и смотрели друг на друга, как дети. Он все время называл меня «милорд», так что мне пришлось объяснить Сибил, что никакой я не лорд. И она очень просто ответила: «Вы больше похожи на принца. Я буду звать вас Прекрасный Принц».
– Честное слово, Дориан, мисс Сибил умеет делать комплименты.
– Ты не понимаешь, Гарри. Для нее я всего лишь персонаж пьесы. Она совсем далека от жизни. Живет с матерью, увядшей и усталой женщиной, которая в первый вечер в каком-то пурпурно-красном капоте играла леди Капулетти. Вид у нее был такой, будто она знавала лучшие времена.
– Этот вид мне знаком. Он нагоняет на меня тоску, – пробормотал лорд Генри, рассматривая свои перстни.
– Еврей хотел поведать мне историю Сибил, но я сказал, что мне совершенно не интересно.
– И правильно сделал. В трагедиях других людей всегда есть что-то бесконечно жалкое.
– Меня волнует лишь сама Сибил. Какое мне дело до ее происхождения. От изящной головки до маленьких ножек она неоспоримо и абсолютно божественна. Каждый вечер я хожу смотреть на ее игру, и с каждым разом она все восхитительней.
– Вот, оказывается, почему ты теперь со мной не ужинаешь. Я догадывался, что у тебя закрутился какой-то любопытный романчик. Выходит, действительно закрутился. Но не совсем такой, как я ожидал.
– Мой дорогой Гарри, мы каждый день вместе обедаем или ужинаем и несколько раз ходили в Оперу, – ответил Дориан, широко открыв от
