бы в тантризме существовали сексуальные практики, как бы я могла посвятить себя им, если я прожила одна шестнадцать лет?
– Может быть, ты стала выше секса?
– В тантризме нет ничего, над чем можно было бы возвыситься.
Внезапно мои мысли перестали блуждать. Я почувствовал, что таю под ее взглядом, и на мои глаза навернулись слезы.
– Я хотел бы следовать вашему учению.
– Меня не интересуют твои эмоции. У тебя есть представление о том, что именно ты ищешь. Как ты можешь это найти? Я ничего не могу тебе дать. Возвращайся в долину.
Я простился с йогиней в состоянии сильного волнения, раздетый догола ее взглядом. Я взял рюкзак и сделал несколько шагов назад. Когда я обернулся, она заговорила со мной более мягким голосом, с неописуемой улыбкой.
– Ты как горбун, вышедший на природу. Ты воображаешь, что, если уйдешь из города, никто не увидит твой горб. Забудь, как другие относятся к тебе, и подумай над своим горбом. Это самое ценное, что у тебя есть.
На обратном пути в деревню я разрывался между ощущением полной неудачи и надеждой на благоприятную возможность.
Когда Рам увидел меня, он сразу понял, что что-то произошло. Кроме того, он приветствовал меня, смеясь:
– Ты ходишь как старик!
Я выпрямился, выпил несколько чашек чая и рассказал Раму о своем приключении, смакуя вкусные картофельные оладьи с карри и горчичными зернами, которые приготовила для нас его мать.
Последующие дни я провел, поглаживая свой горб, и понял, что могу предстать перед йогиней только полностью открытым, без желаний и целей.
Каждое утро я делал подношения лингаму Шивы, находящемуся под баньяном, надеясь, что этот каменный фаллос в конце концов запечатлеется в моем сердце и откроет его для всех измерений пространства.
Глава 5
Когда я вернулся к хижине с простой гирляндой в качестве подношения, я был полон уверенности и радости. Я нашел йогиню медитирующей перед хижиной. Я поприветствовал ее по-индийски, держа ладони перед сердцем, как лотос, готовый раскрыться, и сел довольно далеко от нее. Ее глаза были полузакрыты. От всего ее существа исходили грация, красота и сила, как будто за долгие годы уединенной практики она вросла в землю и ее глубокие корни позволили ветвям гармонично разрастись.
Она открыла глаза. Я снова поздоровался с ней и подошел, протягивая гирлянду цветов, которую она повесила себе на шею.
– Это все, что ты принес мне сегодня? – иронично спросила она.
После нескольких неловких мгновений я снова поклонился, как бы говоря ей: я принес свой горб, я принес свое сердце. Но я молчал, потому что это казалось мне одновременно наивным и высокопарным.
– Я приму тебя при условии, что ты глубоко обдумаешь то, что я собираюсь тебе сказать, и решишь, хочешь ли ты продолжать этот поиск, – сказала она, как будто услышав меня.
Полный радости, я поблагодарил ее.
– Пойми, что это очень глубокие
