факт. Бабушка госпожи Дире была дамой в возрасте и наверняка что-нибудь перепутала. Старики часто соотносят друг с другом события или людей, которые на самом деле никак не связаны.
Что же касается портрета, то это и вовсе не аргумент. Картина могла быть поцарапанной, выцветшей или покрытой трещинами. Она много лет провисела в холодном и, возможно, сыром помещении. За это время у изображенного на ней человека мог появиться не только «шрам», но и «рог» и даже «хвост». Реставрация же – дело долгое и дорогое. Нет ничего удивительного в том, что некоторые произведения искусства задерживаются в мастерских на годы. Если портрет барона был поврежден, туристы увидят его еще не скоро.
Я закрыла ноутбук, отложила в сторону диктофон. С расшифровкой записи было покончено, но садиться за ее первичную обработку я не спешила – впереди был ужин, да и голова после нескольких часов непрерывной работы настойчиво требовала пощады.
На улице потемнело, начал накрапывал дождь.
Я подошла к окну. Его стекло было покрыто редкими бусинками воды, сквозь которые просматривался находившийся в отдалении лес, каменная стена замковой ограды и кусочек газона с удивительно зеленой для этого времени года травой.
А еще там был Эдуард. Он стоял на одной из дорожек в полурасстегнутом пальто, без зонта и, не обращая внимания на усиливающийся дождь, общался с кем-то по мобильному телефону. Разговор явно не доставлял барону удовольствия. Солус казался расслабленным, однако его лицо было непроницаемым, губы – плотно сжатыми, взгляд – прямым и каким-то хищно-равнодушным. Он отвечал собеседнику коротко и выглядел при этом настолько холодным и надменным, что мне стало не по себе. Перед глазами снова встал образ аристократа в черном камзоле – лощеного, жесткого, совершенно не похожего на внимательного и заботливого Эдуарда. Мелькнула быстрая мысль, что сейчас, наедине с собой, Солус настоящий, такой, каким является на самом деле.
По спине тут же побежали мурашки.
А барон вдруг поднял голову и посмотрел на мое окно. Его лицо мгновенно смягчилось, а на точеных губах появилась мягкая улыбка. В комнате не горел свет, и я не была уверена, что Эдуард сумел разглядеть в наступающих сумерках мое лицо, однако все равно улыбнулась в ответ и помахала ему рукой.
Он склонил голову, после чего сбросил вызов и быстрыми шагами направился к замку.
Я взглянула на часы. Семнадцать ноль-ноль – время ужина.
К тому моменту, как я спустилась в столовую, Солус уже сидел на своем месте. Его волосы были влажными от дождя, а кожа казалась бледнее, чем обычно. Усаживаясь за стол, я нарочно обратила внимание на его шею, однако ничего интересного не увидела – на бароне был свитер с высоким горлом.
К трапезе Эдуард приступил вместе со мной. Есть, как обычно, не стал, зато с явным аппетитом потягивал чай, терпко пахнущий травами.
– Вы сегодня уезжали из замка, София, – заметил Солус, глядя, как я уплетаю
