лица, более друг с другом знакомые, более опытные и с лучшим революционным прошлым; здесь могли стать «Михаил Иванович» и Тимофей Михайлов. При взрыве на Малой Садовой, где, по словам Перовской, государя «уже ждут», все лица со снарядами должны были, на случай неудачи, спешить к месту взрыва. В случае же если бы государь император не проследовал по Малой Садовой, то свидание с Перовской было условлено на Михайловской улице, где она должна была подать знак о том, что следует идти на Екатерининский канал и здесь ждать возвращения государя в Зимний дворец после обычного посещения им Михайловского дворца. Когда же оказалось, что государь император проследовал в Манеж не по Малой Садовой, а из Манежа после посещения Михайловского дворца направился по Екатерининскому каналу, то он, Рысаков, придя по сигналу Перовской на набережную этого канала, бросил свой снаряд, завернутый в платок, под ноги лошадям ехавшей ему навстречу императорской кареты, после чего и был задержан. Тут же на набережной он, как ему кажется, видел пред собой на далеком расстоянии «Михаила Ивановича».
3. Стараясь объяснить причины, побудившие его решиться на цареубийство, Рысаков показал, что партия «Народная воля» считает террор одним из средств предпринятой ею политической борьбы: во-первых, для охранения революционного движения; во-вторых, для того, чтобы доказать народу силу и тем «высоко держать свое знамя и доставить ему обаяние», в-третьих, как ответ на строгие репрессивные меры правительства. Этими же соображениями обусловливалась и решимость партии стремиться к цареубийству. Не разделяя их в целом их составе и не сочувствуя террору вообще как постоянному средству борьбы, он, Рысаков, однако же, видел в терроре, и в особенности в посягательстве на жизнь ныне в Бозе почившего монарха, в данное время единственный, по его мнению, выход из общего натянутого и тягостного положения, единственное средство создать новые, удобнейшие условия жизни и деятельности социалиста как деятеля во имя блага народа. «Социалист, – заявляет обвиняемый, – если образно выразиться, носил свое право в дуле револьвера». В частности, со своей собственной точки зрения, он, Рысаков, видел в удачном цареубийстве средство: 1) прекращения вообще террора, уже ненужного при новом строе; 2) свободное развитие мирной социалистической пропаганды; 3) устранение экономических причин, могущих вызвать кровавый деревенский, аграрный террор, направленный против ближних врагов крестьянства, или бесформенный народный бунт, недоступный руководству партии и притом столь страшный по своим последствиям, что, по подлинным словам Рысакова, даже «мы, закоренелые злодеи, и те пугались его», и, наконец, 4) устранения непримиримо враждебного отношения верховной власти к социалистам. В силу всего этого он, по справедливому выражению Желябова, действительно рвался на цареубийство. Таким образом он, Рысаков, выступив, по предложению Желябова, добровольцем для совершения посягательства на жизнь государя
