дверь.
Модест Давидович поднялся, распахнул окно и кислорода стало в разы больше. Я, наконец, смогла вздохнуть полной грудью.
– Откройте рот, милочка, – попросил врач и принялся изучать его содержимое.
Следом начал ощупывать шишку на голове. Шею. Оттягивать веки. Спрашивать, где болит. Затем поднялся, подошел к столу, вытащил из саквояжа продолговатую трубку. И только когда он приложил один конец к моей груди, а ко второму прислонился ухом и попросил задержать дыхание, до меня дошло – это что-то вроде стетоскопа.
Закончив, он почесал нос и вздохнул.
– Что последнее вы помните, дитя мое?
Вонючая парадная? Выстрел? Думаю, этого ему знать ни к чему.
Я развела руками.
– Ничего.
– А как вас величать?
– София Леденцова, – произнесла я на автомате и встрепенулась. Имена с двойником у нас может и схожие, но фамилии?
– Вспомнила! – воскликнула все это время сидевшая как мышка «тетушка» и захлопала в ладоши.
Так, кажется я точно в параллельной реальности.
– А Инессу Ивановну помните? Или меня? – я отрицательно качнула головой. – Да, дела… Я Модест Давидович Клюшнер. Ваш участковый врач. А у вас, милая, то, что мы в медицинских кругах зовем ретроградной амнезией. Потеря памяти по причине удара головой.
Старушка громко охнула и прижала ладони к губам.
– Модест Давидыч, а как эту амне́зию лечить? – срывающимся шёпотом уточнила она.
– К моему глубокому сожалению, Инесса Ивановна, только временем, – развел руками врач. Затем поднялся и положил стетоскоп обратно в саквояж. – Мои рекомендации для вас Сонечка – не трудить голову и побольше отдыхать. Гостей отпустить. Первые два дня лежать в темной комнате, не шевелясь. При головных болях – прикладывайте ко лбу холодные компрессы. Вам, Инесса Ивановна, надобно рассказывать обо всем, об чем ваша племянница позабыла. Так памяти легче вернуться. А я откланиваюсь, пролетка на улице ждет. Ежели что, присылайте Тишку – мигом обернусь.
– Да куда ж вы в такой мороз и без сугреву? – всплеснула руками старушка, и повернулась к закрытой двери. – Глаша, настойку можжевеловую неси.
– Да будет вам, милейшая, – покраснел врач, но уходить не торопился. Дождался, когда в комнату влетит запыхавшаяся девушка с подносом в руках, схватил стоящую на нем рюмку с прозрачной жидкостью и опрокинул ее в рот. Затем громко ухнул, поморщился и занюхал увесистым кулаком. – Эх, хорошо пошла, родимая! Благодарствую, Инесса Ивановна.
– Глаша, проводи дорогого Модеста Давидыча, – наказала старушка. – И скажи гостям, что мы с Сонечкой премного извиняемся, но сейчас ей надобен полный покой.
– Нонеча же передам, барыня.
Как только мы остались в комнате одни, «тетушка» замялась у дверей.
– Тебе бы подремать, Сонечка.
– Я еще не хочу, – я потерла зудящую шишку и положила голову на мягкий
