на песке плёса, задумавшись, Егор смотрел на чёрную гладь воды. Думал, вспоминал. Всё его детство прошло под знаком притулившейся под боком Уральских гор деревеньки. Ромачёво располагалось в ста двадцати километрах от областного центра, где тогда жили Козыревы. До семи лет каждое лето Егор гостил у бабушки. Он и осознал себя впервые, как ему казалось, на благоухающей лужайке возле бабушкиного дома. Позже, в школьные годы, он проводил в Ромачёво все без исключения положенные школьникам каникулы. Так продолжалось до пятого класса, потом отец Егора получил новую должность, и они переехали в Москву. Из-за пертурбаций с переездом тем летом побывать в деревне не удалось. А весной умерла бабушки. Родни в Ромачёво у Козыревых не осталось, так что ехать теперь было не к кому.
Егор скучал, во снах видел хуторскую пастораль своего детства, однако мало-помалу Москва предъявляла свои права. Появились новые друзья, интересы, да и дел прибавилось. Ромачёво отдалилось, скрылось за лиловой кромкой далёких гор.
Окончив школу, Егор поступил в политехнический институт, учился ровно, много времени уделял спорту. Было у него несколько приятелей, с которыми он время от времени позволял себе расслабиться, были и подружки. Словом, на первый взгляд жил он обычной, можно сказать, насыщенной жизнью. Только сам Егор так не считал. Временами, оставаясь дома один, он лежал, подложив руки под голову, смотрел в потолок и досадливо кривился от осознания своей никчёмности. Учился он без особого интереса, на вечеринках появлялся лишь для того чтобы не прослыть белой вороной. Все что он делал, казалось ему мелкотравчатой вознёй – потугами придать жизни хоть какой-то смысл, которого он, увы, не видел. Так он и жил – с виду уверенный в себе, с налётом ироничной снисходительности ко всему на свете, а на самом деле в постоянном разладе с собой.
Хоть на время избавляться от угнетавших его мыслей Егору помогал спорт. Пару лет он занимался лёгкой атлетикой, делал успехи. Потом, в надежде вытравить из себя мнимую мягкотелость, занялся смешанными единоборствами. Поначалу тренер вился вокруг него вьюном: крупный, пластичный, выносливый Козырев подавал большие надежды, но – не хватало жёсткости. Не шёл на добивание – «отпускал» измочаленного соперника. «Нет, Егорка, так дело не пойдёт, – морщился тренер, – у нас тут не балет – отшибут когда-нибудь печёнку и спасибо не скажут».
После окончания института Егор стал системным аналитиком в одной малоизвестной, но преуспевающей фирме. Зарабатывал неплохо и, желая, наконец, разобраться с изводившими его противоречиями, съехал от родителей.
Незаметно для себя Егор отдалился от друзей, перестал появляться на людях и вечера проводил, не выходя из дома. Однако затворничество не помогло – он совсем запутался, перестал понимать, что его гложет. Вот тогда-то ему и вспомнилось Ромачёво. Островком безмятежности виделась
