время переменить перевязь и скинуть плащ.
– Та-ак… – протянул он. – Что это значит?
– Я дерусь с этим господином, – сказал Атос, указывая на д’Артаньяна рукой и тем же движением как бы приветствуя его.
– Но и я тоже дерусь именно с ним, – заявил Портос.
– Только в час дня, – успокоительно заметил д’Артаньян.
– Но и я тоже дерусь с этим господином, – объявил Арамис, в свою очередь приблизившись к ним.
– Только в два часа, – все так же спокойно сказал д’Артаньян.
– По какому же поводу дерешься ты, Атос? – спросил Арамис.
– Право, затрудняюсь ответить, – сказал Атос. – Он больно толкнул меня в плечо. А ты, Портос?
– А я дерусь просто потому, что дерусь, – покраснев, ответил Портос.
Атос, от которого ничто не могло ускользнуть, заметил тонкую улыбку, скользнувшую по губам гасконца.
– Мы поспорили по поводу одежды, – сказал молодой человек.
– А ты, Арамис?
– Я дерусь из-за несогласия по одному богословскому вопросу, – сказал Арамис, делая знак д’Артаньяну, чтобы тот скрыл истинную причину дуэли.
Атос заметил, что по губам гасконца снова скользнула улыбка.
– Неужели? – переспросил Атос.
– Да, одно место из блаженного Августина,[24] по поводу которого мы не сошлись во мнениях, – сказал д’Артаньян.
«Он, бесспорно, умен», – подумал Атос.
– А теперь, милостивые государи, когда все вы собрались здесь, – произнес д’Артаньян, – разрешите мне принести вам извинения.
При слове «извинения» лицо Атоса затуманилось, по губам Портоса скользнула пренебрежительная усмешка, Арамис же отрицательно покачал головой.
– Вы не поняли меня, господа, – сказал д’Артаньян, подняв голову. Луч солнца, коснувшись в эту минуту его головы, оттенил тонкие и смелые черты его лица. – Я просил у вас извинения на тот случай, если не буду иметь возможности дать удовлетворение всем троим. Ведь господин Атос имеет право первым убить меня, и это может лишить меня возможности уплатить свой долг чести вам, господин Портос; обязательство же, выданное вам, господин Арамис, превращается почти в ничто. А теперь, милостивые государи, повторяю еще раз: прошу простить меня, но только за это… Не начнем ли мы?
С этими словами молодой гасконец смело выхватил шпагу.
Кровь ударила ему в голову. В эту минуту он готов был обнажить шпагу против всех мушкетеров королевства, как обнажил ее сейчас против Атоса, Портоса и Арамиса.
Было четверть первого. Солнце стояло в зените, и место, избранное для дуэли, было залито его палящими лучами.
– Жарко, – сказал Атос, в свою очередь обнажая шпагу. – А между тем мне нельзя скинуть камзол. Я чувствую, что рана моя кровоточит, и боюсь смутить моего противника видом крови, которую не он пустил.
– Да, сударь, – ответил д’Артаньян. – Но будь эта кровь пущена мною
