это Черсо понял о нём быстро. Фестер, да упокой Хранитель его душу, уж на что был безумным истязателем, но сердце имел доброе. Ралл Тень же, казалось, был соткан из тьмы и мрака и поклонялся какому-то собственноручно придуманному культу. Но дело своё знал как никто – и потому Веззам ценил и привечал ублюдка.
Белингтор же не стыдился признать, что боялся этого полоумного, и старался держаться от него как можно дальше. Ибо страшнее такого врага мог быть лишь подобный друг.
– Ночь хочет жертву, – поговорил Ралл, привалившись к дереву. – Я дам ей жертву, и она благословит меня.
– Ты лучше Эккехардов высматривай.
– Высматривает пусть Служка, он глазастый. А я их буду убивать.
Веззам жестом велел всем заткнуться.
– Отставить. Эккехарда брать живым. Лучше старшего.
Тень оживился:
– А сына убить можно? Мне нужна жертва.
– Без отца он и так долго не протянет, – ответил Первый. – Ганс, видишь что-нибудь?
– Да. Вон их шатёр, с золочёным флюгером.
– Боже, кто придумал поставить на флюгер петуха в короне? Петуха! В короне! – прыснул Черсо. – И наверняка местечко хорошо охраняется.
– Не так хорошо, как им кажется, – криво усмехнулся Ралл. – Ждите здесь. Скоро вернусь.
Тень растворился меж деревьев, словно и правда был чёрным дымом. Черсо подавил желание осенить себя каким-нибудь священным знаком. Переглянувшись с Гансом, он понял, что слуга испытывал схожие чувства по отношению к лазутчику.
– Куда он опять попёрся? – проворчал Белингтор.
– На разведку.
– Уж надеюсь. Держал бы ты его на привязи, командир.
– Заткнись и жди, певун.
Ждали прилично. За это время Белингтору мучительно захотелось отлить – сказывался долгий путь по холодной воде, но покидать пост было не положено.
Наконец со стороны лагеря зашевелились ветви, бойцы по привычке похвасталось за оружие.
– Тихо, свои, – прошелестел Ралл. – Тыкалки уберите, я кое-что принёс.
Он аккуратно разложил на земле ворох цветастых тряпок.
– Это ещё что?
– Опознавательные знаки армии Эккехарда. Наматывают на рукава и так узнают друг друга. В остальном солдатня одета в такие же лохмотья, как и мы. Никакого эстетического единения.
Белингтор едва не поперхнулся, услышав последнюю фразу. Непрост был этот Ралл, ой непрост. Или сам из знати, или крутился слишком близко к аристократам. Ибо простое отребье так не разговаривало.
– Разбирайте, надевайте – и выходим, – скомандовал Первый и вопросительно взглянул на лазутчика. – Часового снял?
Тень осклабился.
– Обижаешь, командир. Всё готово. – Он обернулся к Черсо. – Ухай, совушка.
Белингтор
