и, с тоской оглянувшись на окна, вышел со двора.
Егорка всю дорогу до дома не мог понять виноватого выражения на лице отца. Ведь он – герой, он спас утопающего, и ему еще и медаль могут вручить. А он идет, как будто на нем большая вина. Егорка ничего еще тогда не понимал.
Мать заставила отца пропарить ноги в горячей воде, насухо растерла его жестким домотканым лоскутом, потом водкой из маленькой чекушки и уложила в постель под толстенное ватное одеяло. Отец, как больной ребенок, отвернулся к стене и пролежал так до самого вечера. Мать ни о чем его не спрашивала. Егорка, как мог, рассказал ей о мальчике, и о том, как отец смог вытащить его из водоворота.
– Поднырнул на дно, – подсказала мать, – а как мальчик-то?
– Дома. Только нас туда не пустили.
– Ах вот он чьего мальчика спас, – догадливо протянула мать, – туда не пустят.
– И меня? Я бы проведал….
– И тебя, сыночка, не пустят.
– А почему? Они что – злые?
– Нет. Они – несчастные.
А вечером к ним в дом постучалась давешняя тетка, которая забрала из рук отца мальчика. Она о чем-то долго шепталась на кухне с родителями, потом попросила позвать Егорку.
– Хоть один раз близехонько рассмотрю.
Она поставила мальчика у своих колен и долго-долго всматривалась в его лицо.
– Похож, вот вам крест – похож.
Она широко перекрестилась сама, потом перекрестила Егорку и поцеловала его куда-то в переносицу.
– Прощайте…. Спасибо за Васю. Поскребыш он у меня… Ужо и не ждала я. Седина ужо побила, а тут – Васенька.
– Прощай, – почему-то на «ты» откликнулся отец Егора.
Прошло много лет, и Егор снова оказался в затерянной в лесу Зиньковке. И на этот раз с ним не было ни отца, ни матери. Только постаревший тюремный доктор, больной, с отекшими ногами. Они купили небольшой домик на левом берегу бурной речушки. От всей деревни его как будто специально отделял подвесной мосток.
– Устал я от людей, Егорка, устал. Хорошо мне здесь, спокойно.
– Вот и ладно, док. Теперь у тебя только одна работа – за деньгами в Клинцы раз в месяц ездить. А что с ними делать – сам знаешь.
– А то! Да ты не беспокойся, сынок, все помню. А отдыхать не хочу, а то окостенею совсем в суставах-то. Буду плотничать.
– И то дело. Я распоряжусь, чтобы тебе заготовки привезли.
– Да вот же они – заготовки, – доктор махнул в сторону леса, защищавшего дом с трех сторон, – мне ведь много не надо – так, мелочь всякую подберу. Небось, никто не осудит.
Но после отъезда Егора на следующий же день доктору все-таки привезли целый ворох досок и всяких отходов из столярного, видно, цеха. Мужики аккуратно сложили все это добро в сарайчик, а под навес, ютившийся
