меня уже проснулась жадность к работе, я прошла за ширму и включила компьютер, который торжественно пропел майкрософтскую мелодию приветствия.
– Привет, дружок, – я погладила глянцевую клавиатуру и улыбнулась плосколицему монитору с веселым зеленым полем.
– Привет… – растерянно ответил кто-то за моей спиной.
– Это не тебе, Георгий, – улыбнулась я, – разве я посмела бы назвать тебя дружком?
«Что-то я стала много улыбаться, – тут же осадила я сама себя. – Дура ты, Дуня, разбежалась и мчишься в неизвестном направлении к неизвестно какой цели! А вокруг совершенно незнакомые люди».
«Когда ты была у чеченцев, вокруг тебя тоже были чужаки, но ты не трусила и не осторожничала», – тут же завопило мое израненное самолюбие.
«Это было в другой жизни. Я думала, что самое худшее зло на свете – это смерть».
«А оказалось?»
«Подлость, предательство друзей…»
«Ладно уж, трусь понемногу, – снисходительно разрешило самолюбие, – я потерплю».
– Что это вы нашептываете, молитесь, что ли? – усмехнулся Георгий.
– Да, вот и молюсь! Пусть Бог меня убережет от неприятностей в вашем доме!
– Пусть! – вместо «аминь» произнес Георгий.
Пока я шла следом за Георгием в столовую, даже мой желудок устал урчать.
– А почему мы так далеко и – пешком? – решила пошутить я.
Но Георгий уже открывал створки последней высоченной двери:
– Прошу… – Я видела, что он не собирается входить вместе со мной, и мне стало как-то не по себе.
– А ты?
– Обслуга обедает отдельно, иди, не трусь, – и его рука почти втолкнула меня в ярко освещенную столовую.
Я только и успела сообразить, что я – не обслуга и что Георгий нечаянно сказал мне «ты». И меня это почему-то ободрило. Вопреки моим ожиданиям столовая была вполне нормальных размеров, светлая и уютная. Просторная, конечно, но ведь в таком доме все должно быть просторным. Белые атласные шторы на окнах, ажурный тюль, больше похожий на вологодское кружево, такая же скатерть на длинном столе… Мой взгляд пробежал по строю маленьких плоских букетиков, украшавших столешницу, и уткнулся в хозяина дома.
Я только сейчас почувствовала, что оказалась в центре внимания. Власов стоял у большой барной стойки в окружении нескольких человек. Все они застыли, разглядывая меня, и я невольно подумала, что, если сделать снимок, их совсем не нужно было бы переставлять. Все стояли идеально, и все смотрели в одном направлении – на меня. Поэтому я мысленно «сфотографировала» всех, а это означало у меня: «хранить вечно».
Мое самолюбие было на страже, и не позволило изобразить ни одну из сценок, которые чередой повторялись в сериалах с преображения «красотки»: я не оступилась на высоких каблуках, не одергивала
