голова идёт малым кругом – сама собой разговаривающая обувь! И это при полном отсутствии чего-либо похожего на рот.
– Хозяи-ин… Так и будем лежать? А гребень? А принцесса с пол… – хором тараторят чересчур уж разговорчивые сапоги.
– Ну-ка, цыц малявки! – резко прерываю надоедливую болтовню от собственной обувки. – С чего это вы вдруг разговорились?
– А кто прямо в рот Йожину с болота залез?
– Скажи спасибо, что тот нас выплюнул. Он кабанятину на дух не переносит.
– А-а? Так это он меня только из-за вас, что ли, не съел? – удивляюсь своему нежданному счастью я.
– Дошло, наконец, – ехидничает левый сапог.
– Но-но… Постойте… Я же покупал сапоги из буйволиной кожи? Выложил кучу серебра.
– Ха-ха! – начинает дружно веселиться разговорчивая обувь, – Такого лопуха надо ещё поискать…
В целом, мне сапоги нравились… До сегодняшнего дня. Но не ходить же теперь босиком только из-за того, что они вдруг обрели индивидуальность и право голоса.
Тут я замечаю нужную травку прямо на соседней кочке. Забыв о разговорчивых сапогах, перепрыгиваю поближе и выдергиваю пучок травы вместе с разлапистым корнем. Оценив тяжесть добычи, решаю что колдунье этого хватит за глаза. И пока местный Йожин не поменял предпочтения по своему сегодняшнему меню, возвращаюсь тем же лесным путём к колдунье.
– Во! – гордо трясу длиннющим корнем перед крючковатым носом Морге.
– Ох, молодец-то какой! – ласково радуется та, – А я тебе баньку истопила. Ишь, промок весь. Иди, затем ужинать будем…
– И то, дело, – без задней мысли, легко соглашаюсь я.
Когда прогревшись и напарившись, возвращаюсь в избу, печь колдуньи уже пышет жаром. Но стол, на удивление, пуст.
И тут я чувствую какой-то подвох – и с банькой, и с печью, и с колдуньей. А сама хозяйка стремительно меняется – согбенность напрочь исчезает, тело распрямляется, наливается силой, и вот передо мною уже стоит вполне себе внешне ничего женщина лет сорока. Весьма грозного и воинственного вида. С голодным блеском в темнейших глазах. Помог, значит, добытый эквалитус… Но это нисколько ни радует.
Морге медленно поднимает руку с мелодично позвякивающими колокольчиками. И я тут же теряю всяческие ощущения от своего чистейшего тела. Вот же… Дурень!
– Ам-ам, – лишь растерянно бормочу. – А-а-а…
– Худосочен, конечно, но с яблоками пойдёт, – оценивает мои достоинства, почему-то только с кулинарной точки зрения колдунья. – Печь, открывай заслонку!
– Эй, эй. – неожиданно «просыпаются» до того помалкивавшие сапоги, видимо, напуганные перспективой совместного запекания в яблоках. – Мы несъедобные! Прежде нас снимите!
У Морге от душераздирающих воплей моей обувки отвисает челюсть.
– Ты, это что, болезный? В Йожина всё-таки проваливался?
– Ага-а, –
