ощущения, – а должно быть?
– В спину попали, пуля неглубоко ушла, но могут быть ребра сломаны.
– Жжется только и ломит немного, ноги больше болят, особенно левая.
– В левой пуля и была, тут как раз наоборот, сидела плотно, пришлось поковыряться в тебе. Ну ничего, поправишься, я все переживала, что в себя не приходишь.
– А как я у вас оказался? – задал я насущный вопрос.
– Так партизаны тебя принесли, Ванька и Семен, они где-то неподалеку были.
– Ясно, что ничего не ясно. – Какие Ваньки и Семены, какие партизаны? Вроде тут не должно было их быть, откуда взялись?
– Знаю только с их же слов, девушка к ним вышла, просила помочь командиру, дескать, его немцы обложили, а он ее прикрывать остался.
– Вот теперь более доступно, – кивнул я. Значит, Анютка вышла на партизан и уговорила помочь, только запоздали они чуток, я вроде сам справился.
– Ты из Москвы, сынок? И как звать-то тебя?
– Захаром родители назвали, а уж откуда я… И сам не знаю. Где только не был. Перед тем, как сюда забросить, был где-то под Москвой. Как группу подготовили, так сюда.
– Правда, что вы эту гниду фашистскую, гауляйтера убили?
– Это вам кто сказал? – встрепенулся я.
– Мужики, что тебя притащили. Девушка им рассказала.
– Правда, – посмурнел я. Не от того, что Анна все рассказала, а от воспоминаний, как погибла вся группа. Девчонки и парни, все до одного, кроме, собственно, нас с Анной. Но Анюта снайпер, она и была дальше всех, а вот я вновь утвердился в мысли, что кто-то наверху за мной приглядывает. Ведь близко был, на острие, так сказать, а уцелел. Опыт ли это, везение? Неважно, в общем, главное, задание выполнено, как бы еще вернуться…
– Ох и молодцы же вы, ребятки, партизаны сказали, никому не удавалось, а вы вот сделали!
– Только группу из-за этого козла всю положил, двух девчонок и трех парней, им только-только по восемнадцать было… – сказал я и прикусил язык. Блин, мне самому-то еще меньше, а рассказываю я, думая при этом, как прежний, сорокалетний мужик, которому, естественно, жаль молодых. По мне так вообще все это хрень собачья, ну грохнули мы его, пришлют нового, лучше бы поездов пару под откос пустили, все толку больше. Хотя понимаю, конечно, тут расчет на психологию, люди в оккупации должны знать, что советская власть есть и мстит за них.
– А сам-то! За что же тебя вообще в армию взяли, небось от мамки оторвали?
– Погибли у меня все, в первые дни войны. Один я остался…
– Ой, прости, милый, дуру грешную, не подумала ведь! – всплеснула руками хозяйка.
– Да ничего, привык давно, много чего с тех пор произошло, не захочешь, а забудешь.
И я рассказал ей о себе. О том, как убили родителей, о том, как попал в плен и все остальное. Капитолина Георгиевна только головой мотала из стороны в сторону, поражаясь и переживая. А мне уже было плевать на всю эту секретность, рассказал, как было, да и все. Она мне жизнь спасла, врать ей, что ли?
