это…, короче…, Димон Фазу вырубил! – бессовестно, по-шакальи «заблеял» Тимур. – Вот, видишь?
Фаза сидел на полу и стонал, держась за голову. Родион также спокойно посмотрел на Фазу.
– Вы его приберите, куда-нибудь, – уверенным спокойным голосом сказал он.
Шестёрки засуетились, как по команде:
– Алик вставай! Пойдем. Пойдем-пойдем! Тебе холод к голове приложить надо. Пойдем!
Они подхватили Фазу под руки и вывели его из комнаты.
Родион прошёлся взглядом по пятнам заварки на стене и халате, посмотрел на пол, по которому разлетелись куски керамики от чайника, потом посмотрел на меня.
– Снимай рубашку. Надо рану осмотреть. И положи уже ручку.
Я посмотрел на свою левую руку так, как будто она была чужая. В кулаке была зажата ручка от разбитого чайника. Я бросил её на пол.
На груди слева была небольшая резаная рана, с ровными краями и длиной примерно три-четыре сантиметра.
– Он ему шею лезвием хотел порезать! – наперебой начали говорить пацаны, до этого сидевшие молча.
В соседней комнате у девчонок нашлась перекись водорода, зелёнка, лейкопластырь.
Когда Родион обработал и залепил мне рану, то почему-то засмеялся.
– Что, Родя? – спросил я. – Что тебе тут смешным кажется?
– Да так, – улыбаясь, ответил он. – Просто получилось «чайником по чайнику…»
Упал
– Чайником по чайнику! – засмеялись пацаны.
Родион тоже улыбался. Глядя на них, и я стал смеяться, держась за разбитую губу.
– Ты где научился раны-то обрабатывать? – смеясь, спросил я у Родиона. – Неотложка только на следующий год будет.
Родион тут же снова стал хмурым:
– На войне…
Пацаны, что смеялись, сразу же заткнулись, а меня даже дыхание остановилось.
– На… войне? – не своим голосом спросил я и, не моргая, уставился на Родика.
– Такие вот дела…, брат, – сказал он.
Мы все молчали.
– Так, всё! Отбой! – резко скомандовал он, встал и направился в сторону выхода. – Утром подъём в семь О-О!
– Родя, а он не умрёт? – спросил я ему в след, имея ввиду травмированного Фазу.
Родион остановился, повернул голову в сторону моего испачканного халата.
– Умрёт, – ответил он абсолютно серьезно. – И я умру, и ты. Все мы умрём… Но не сегодня!
…
Мне не спалось почти всю ночь. Мало того, что губа разбитая болела и голова гудела, так ещё и мысли в неё лезли всякие.
«А что, если он действительно умрёт? – думал я. – Ему ведь в область височной кости прилетело, а кость эта хрупкая, мы же по анатомии проходили. Os temporále она на латыни называется».
Терзаемый
