о том, что ни один человек, родившийся в двадцатом веке, никуда не годен.
Это было тем более странно, что изо всей его родни единственным, кого герцог мог выносить (и кто, как видно, мог выносить герцога), был самый младший член его семьи – его двенадцатилетняя внучка Присцилла.
Она и сейчас пришла ему на помощь, когда он стоял у рододендроновой изгороди и звал, грозя своей палкой.
Увильнув от яростного взмаха, она подскочила к деду и дернула за карман его широкой куртки из мягкой ворсистой шерсти. Он повернул к ней свои взъерошенные усы.
– А, это ты! – закричал он. – Удивительно, что хоть кто-то наконец пришел. Не знаю, до чего дойдет мир. Слуги никуда не годятся! Никто не слышит – оглохли! Англия идет к чертям!
– Ерунда, – сказала Присцилла.
Это была самоуверенная юная леди, весьма независимая в своих суждениях. Постоянно находясь при дедушке, она приучилась смотреть на него и на себя, как на равных – то ли двое престарелых детей, то ли пара молоденьких взрослых.
– Что такое? – заорал герцог, глядя на нее с высоты своего роста. – Говори ясно! Не шамкай!
Присцилла пригнула его голову книзу и прокричала ему прямо в ухо:
– Я сказала: «Ерунда».
– Ерунда? – повторил герцог.
Он поглядел на нее, потом расхохотался. У него было насчет Присциллы свое особое мнение. Он был убежден, что если у Присциллы хватало храбрости ему перечить, то храбрость свою она, конечно, унаследовала от него.
Вот почему, когда герцог посмотрел с высоты своего роста на внучку, у него сразу поднялось настроение. Он распушил свои длинные белые усы, которые были у него куда пышней и красивей, чем те усики, какие мужчины умудряются себе отращивать в наши дни.
– Ну-ну, хорошо, что ты явилась! – прогремел герцог. – Я хочу показать тебе новую собаку. Она великолепна! Красавица! Лучшей колли я в жизни не видел.
– Но она не такая хорошая, как бывали в прежние времена? – спросила Присцилла.
– Что ты шамкаешь? – заорал герцог. – Я не расслышал ни слова.
Он отлично расслышал, но предпочел не признаться в том.
– Я знал, что она будет моя, – продолжал герцог. – Я за ней охотился три года.
– Три года! – повторила Присцилла. Она знала, что дедушка ждет от нее такого ответа.
– Да, три года. Он думал, что мне его не переупрямить, а вышло по-моему. Я три года назад предложил ему за собаку десять фунтов – он ее не продал. На другой год я поднял цену до двенадцати – он не продал. В прошлом году я предложил пятнадцать фунтов. Сказал ему, что это крайняя цена, что больше я надбавлять не стану, и я в самом деле так себе поставил. Но он не поверил. Придерживал собаку еще полгода, и вот на прошлой неделе дал мне знать, что согласен.
Герцог самодовольно усмехнулся, но Присцилла покачала головой:
– Откуда ты знаешь, что он не «подменил» собаку?
Вопрос
