отправился подточить карандаш. Было настолько очевидно, что он просто тянет время, что мне еще больше захотелось как-то его поддеть. Двигался он плавно, чуть переваливаясь. Энцо с самого детства был толстым. Именно толстым – любые другие эпитеты были бы приукрашиванием действительности, он и сам так говорит. Но в последние месяцы с ним что-то произошло. Помимо того, что он вытянулся на пару сантиметров, он еще и заметно похудел. Его фигура приобрела более четкие очертания. Я подозревала, что он начал тренироваться, но мы с ним такие вещи не обсуждали. Думаю, эта тема была бы одинаково неловкой для нас обоих. Он был значительно выше среднего роста, и сейчас его вес был почти в норме. Но несмотря на то, что речь шла о какой-то лишней паре килограммов, он по привычке держался как раньше. Словно по-прежнему был, нуда, толстым.
Энцо вернулся на свое место с заточенным карандашом, и я решила не комментировать его наивную попытку выиграть время, в кои-то веки подавив в себе импульс съязвить. Минуту спустя он с довольной миной протянул мне ответ:
Это я-то глуп?
А кто себе кромсает
Пилою пальцы?
Я хихикнула – это был достойный выпад, и Ханна тут же нахмурилась. Первое предупреждение. Даже любимчикам следует знать меру, так что я подавила смешок, изобразив на лице крайнюю сосредоточенность. Я и в самом деле напряженно думала. Собственно говоря, я вообще только этим и занимаюсь. Тряхнув лезущей в глаза челкой, я написала:
Пилитъ-то круто.
А вот терять сознанье
От вида крови…
Скулы просто сводило от еле сдерживаемого смеха. Я склонилась над тетрадкой, украдкой косясь на Энцо. Он выглядел крайне обиженным, но было неясно, наигранная ли это обида или настоящая. Может, я немного переборщила – он всегда стыдился своих слабостей. Он попытался отобрать у меня листок, но я не выпускала его из рук. Он дернул сильнее, и бумага с громким шелестом разорвалась пополам. Ханне стояла, склонившись над Симоном, который, как обычно, ничего не понимал. Она подняла голову и оглядела класс, но не так и не смогла отыскать источник звука. Мы с Энцо смотрели прямо перед собой, как ни в чем не бывало. Она с подозрением взглянула на нас и снова повернулась к Симону. Энцо тут же с остервенением бросился писать.
Он что-то писал, зачеркивал, переписывал. Потом на мгновение задумался, уставившись в одну точку и поигрывая карандашом, зажатым между пальцами, и снова принялся писать. Я застыла в нетерпении. Прошло несколько минут. Я уставилась в окно. Школьный вахтер ехал по тротуару на газонокосилке. У меня опять глюки, или у него и правда комбинезон в крови?
Энцо продолжал строчить. Я прошипела:
– Господи, ты что там, поэму в семи частях пишешь, что ли?
Он не ответил. Мне надоело ждать, и я попыталась написать настоящее хокку, которое было бы не стыдно показать Ханне.
Хрустальный иней
Сияющим объятьем
Сковал деревья.
К весне это имело мало отношения, но я осталась довольна. По-моему, вышло
